Друг-апрель - Эдуард Веркин Страница 14

— Точно склею.

— Все верно, Тюлёк, братушка не обманет.

— Ладно. Только если без драки…

— Какая драка, вьетконговцев всех посадили. Все будет спокойно, Тюлька, не боись.

— Ладно…

Тюлька принялся собирать танки в коробку.

— Чугун, — зевнул Аксён, — когда ты к своей бабе свалишь, а? Такой жлоб, а все с нами живешь. Вали к Руколихе.

Чугун не ответил.

— А я вот тебе что скажу, Чугун. Ты ей не нужен. С таким дураком жить никто не хочет…

— Да я сам с ней жить не хочу, — отмахнулся Чугун. — Она меня умоляет вообще… Вообще, Аксель, не лезь не в свое дело! Давай, собирайся лучше.

— Я не пойду, — сказал Аксён.

— Как это не пойдешь?

— Так. Зачем я вам там нужен?

Аксён в побирушничестве был действительно бесполезен, ему не подавали никогда, даже в самом раннем детстве, из-за взгляда. Чугун был очень недоволен: ему самому не подавали из-за возраста, а Аксёну из-за внешности, доход падал, и место в Монако могло потеряться. Чугун предпринимал различные ухищрения — натирал лицо Аксёна сажей, а глаза луком, обряжал его в лохмотья, рисовал свекольным соком язвы, подвязывал Аксёну ноги и пачкал зубы черникой. Не помогало. Денег добывали мало.

Взгляд мешал.

Укротить взгляд брата Чугун тоже пытался неоднократно. В основном, средствами физического воздействия, проще говоря, мордобоем. Впрочем, рукоприкладство особого успеха не возымело, даже напротив, взгляд у Аксёна становился только злее. Чугун начинал подумывать уже о нанесении настоящих увечий, ну, допустим, простых шрамов, но тут подрос Тюлька. Ему подавали легко и много, даже труда особого прилагать не приходилось, он просто смотрел. С двух лет Тюлька стал звездой запасных путей разъезда Монако.

Он мог стать настоящей золотой жилой, однако, количество пережидающих поездов сократилось это раз, происки конкурентов это два. Поэтому выходить на промысел приходилось не чаще раза в месяц.

Аксён тоже иногда участвовал в этих походах. Да, попрошайничать он не мог, зато у него имелось другое, чрезвычайно полезное качество. Аксён видел опасность.

— Зачем нужен? — переспросил Чугун. — Это же понятно, зачем. Постоишь на шухере. Тебе, Аксель, кстати, деньги понадобятся, скоро твоя подружка подъедет.

Это правильно, подумал Аксён. Денег мало. Нет почти. Хотя и тратить их тут негде. Ну, купить конфет, или мороженого, хотя холодильник у Крыловой сгорел…

Подарок!

Аксён едва не провалился сквозь койку. Можно сделать подарок! Даже нужно! Подарок — отличная идея. Девчонки обожают подарки, это всем известно. Если немножко заработать, то можно подарить ей…

До Монако девять километров. Пока они шагали вдоль железки, Аксён думал, что подарить. Из серебра, или если повезет из золота. До золота он, конечно, не дотянет, но вдруг… Ладно, главное определить — что покупать.

Драгоценности. Ну, конечно, не драгоценности, а что-нибудь простое. Сережки.

Не пойдет. Сережки — это не то все-таки. Это муж жене может серьги подарить, или отец дочке, дарить девчонке сережки неправильно.

Брошку. Сейчас их мало кто носит, глупо дарить девчонке брошку.

Браслет хорошо, но наверняка дорого, денег не хватит, даже на серебряный.

Значит, кольцо…

Аксён остановился.

— Что опять? — обернулся Чугун. — Задний решил врубить?

— Нет…

— Подари ей серебряную открытку, — посоветовал вдруг Чугун.

— Что? С чего ты взял?

— У тебя такая рожа. Как у человека, который собирается сделать подарок.

Аксён подивился чугуновой проницательности. Хотя в задумчивости он мог и проговориться. Тюлька ускакал вперед и носился теперь с воплями по лесу, вспугивая каких-то сереньких птичек, сам был на птичку похож, пальто крыльями махало.

— Подари ей серебряную открытку, — повторил Чугун. — Девять на двенадцать.

— Что?

— Серебряную открытку. Я в Костроме видел, ну и здесь в городе наверняка продается. Такая тонкая пластинка, чуть толще фольги, и к ней прилагается стальное перо. Можно прямо по серебру писать. Напишешь ей что-нибудь. Это очень красиво. Положишь в толстый конверт и подаришь.

Аксён промолчал. Серебряная открытка. Красиво, конечно. А если она узнает, откуда деньги на подарок? Как она узнает? Чугун ей может рассказать… А, ерунда.

— Тюлька!!! — крикнул Чугун. — Хватит по лесу носиться, уже пришли почти!

— Я чуть соловья не поймал! — откликнулся Тюлька.

— Сейчас по шее поймаешь! — пообещал Чугун. — А ну живо сюда!

Тюлька оставил птичек и побрел к братьям.

Когда-то давно, двадцать лет назад Монако было обычным мирным разъездом, и имя было ему Монаково. Никакой промышленности в Монаково не завелось, а население насчитывало тридцать пять человек. Двадцать лет назад впервые от Монаково отбили «во». Впоследствии это «во» неоднократно возвращали на место, однако, каждый раз неизвестные низвергали его на перрон. В конце-концов, от попыток реставрации отказались и Монаково стало Монако. Местным жителям, которых с каждым годом становилось все меньше и меньше, благородное название полюбилось, и они использовали его как брэнд. Немногочисленным иностранцам, которые пережидали встречный для проезда через мост, нравилось бродить по дикому перрону Монако, они охотно фотографировались на фоне вывески и покупали футболки с картой Костромской области, где Монако выделялось в отдельную территориально-административную единицу.

Княжество.

Побирушкам в Монако было раздолье, за полгода работы многие талантливые граждане с разъезда и окрестностей успевали скопить на мотоцикл, а то и на небольшой домик в городе. Чугун и его братья на мотоцикл скопить никак не могли, поскольку испытывали затрудения с построением длительных финансовых планов.

— Короче, действуем, как всегда, — Чугун пустился руководить. — Тюлька, сюда иди, чтобы достать тебя мог!

Тюлька приблизился. Чугун оглядел его критически. Тюлька выглядел изнуренно. Тощие уши, острый нос, мешки под глазами.

— Можно и так выпускать, — задумчиво покачал головой Чугун, — но лучше по другому. Усилить эффект. Пальто снимай, кабыздох.

— Зачем?

— Зачем-зачем, народ нынче злой, ему подавай натуру.

— Я замерзну… — Тюлька попытался застегнуться на нижнюю пуговицу, но Чугун хлопнул его по рукам.

— Замерзнешь, — подтвердил он. — А если ты замерзнешь, ты посинеешь и вызовешь жалость. И бабки потекут.

— А я что, простужайся? — пронюнил Тюлька.

— Не боись, я тебя потом водкой разотру… Слушай, Тюлька, ты такой жилистый, что тебя ни одна простуда не возьмет, вон какой розовый! Давай, скидывай макинтош, заразный!

Конец ознакомительного фрагмента