Женщина не из высшего общества - Наташа Окли Страница 14

Впервые Джем подумал, не отсюда ли пошла жизненная философия Лоренса?

— И как долго они были любовниками? — спросил он.

— Не долго. По крайне мере не физическими любовниками. Лоренс полюбил маму сразу же, как она тут появилась. Он думал, что ему ничего не грозит, вряд ли ее привлечет такой пожилой человек.

— Ему было только сорок пять.

— А ей — девятнадцать. Она казалась ему похожей на свежее и прекрасное майское утро.

Следы опять навернулись ей на глаза. Одна слезинка покатилась по щеке, оставляя серебристый след. Джем не задумываясь протянул руку и вытер ее.

Элоиз сама была как майское утро. В свои двадцать семь она выглядела более зрелой, чем Ванесса на фото, но сходство явное.

Джем услышал ее вздох. Ясно, что легко влюбиться в такую женщину. Он ждал, откинувшись на стуле.

— Они вместе читали стихи. Разговаривали. Пили чай на террасе. — Элоиз улыбнулась. — И он совершенно позабыл, что женат. Что его жена смертельно больна. Что все в его жизни сломано…

Она взглянула на Джема, молча моля о понимании, и он с удивлением поймал себя на том, что понимает. Хоть это и невозможно. Любовные связи, по его мнению, непростительны. Они подразумевают ложь и обман. Это все результат предельного эгоизма.

Возможно, так и было. Но в душе тем не менее росло чувство симпатии и сострадания.

— Все изменилось, когда он ее поцеловал. Однажды они даже решили уехать, но не сделали этого. От мысли, что им не быть вместе, они страдали. — Элоиз улыбнулась, нервно и нерешительно. — Я поступаю плохо, радуясь тому, что он любил ее?

Джем не знал, что ответить. Если Элоиз от этого легче, то ничего плохого нет, но…

Ему тут же представлялись другие образы: одинокая и брошенная Сильвия, тело которой отказывалось двигаться. Собственная мать, рыдающая и страдающая от грубости отца. Кругом ложь. Так много горьких разочарований.

— Он не знал, что она беременна, — почти торжествующе произнесла Элоиз. — Он ничего не знал обо мне.

— А почему она ему не сказала?

— Не знаю. Он жалеет об этом. — Элоиз горько улыбнулась, легкая боль мелькнула в её глазах. — Что бы он сделал, если бы знал? Его жена умирала.

— А что случилось с Ванессой? — тихо спросил Джем.

— Мама вернулась домой. Родила меня. — Она взглянула на официантку, подошедшую убрать посуду.

— Не хотите ли чего-нибудь еще? — спросил Джем. — Десерт, кофе?

Элоиз отрицательно помотала головой и взглянула на часы.

— Мне нужно возвращаться в Лондон. Не люблю ездить в темноте. — Она поднялась и взяла жакет.

— Я расплачусь и отвезу вас к вашему автомобилю.

— Я сама… — Она смутилась, а он смотрел на нее, словно она говорила по-португальски.

Джем достал дорогой бумажник из мягкой кожи. Он владел дорогими вещами, не придавая им значения. Это просто часть его жизни.

Он никогда не сможет понять, как стыдно прятать протертые на локтях рукава школьного джемпера и носить вещи из «секонд-хэнда».

Но он был так добр…

— Вы готовы? — повернулся к ней Джем.

— Да. — Она направилась к низкой двери, натягивая на ходу жакет.

— Вы жили с родителями мамы?

Элиоз повернулась и рассмеялась.

— Бабушка считала позором иметь незамужнюю дочь с ребенком. Она говорила всем, что Ванесса получила отличную работу далеко от дома, а сама отослала маму к кузине в Бирмингем.

— Вы рассказали Лоренсу об этом?

— Пришлось. Лоренса очень интересовала судьба Нессы.

— Вы правы. И как он все воспринял?

— Он плакал, — ответила Элоиз. И тогда у нее исчезло чувство ненависти и желание мстить. Он и так страдал. — Все было не так плохо в моей жизни. — Она грустно улыбнулась. — У меня была замечательная мама, которая меня очень любила. А это уже много.

— И вы жили в Бирмингеме?

— Мама могла бы вернуться домой, если бы согласилась отказаться от меня. Но она не хотела. — Элоиз старалась говорить спокойно. — Бабушка навещала нас, но мы никогда к ней не ездили.

— Никогда?

— Она стеснялась. Это могло разрушить ее имидж, считалось, что у нее благополучная семья.

— Это ужасно. — Джем нахмурился.

— Возможно. Многие боятся осуждения.

— Она жива? — после короткого молчания спросил он.

Элоиз отрицательно помотала головой и отвернулась. Бабушка тихо скончалась два года назад. Никто особенно не сожалел. И никто ее не любил.

Но его слова напомнили ей, как одинока она сама. У нее нет никого на свете. Никого, кому было бы важно ее присутствие. Вообще никого.

Они въехали в маленький дворик, где стояла ее «астра».

Элоиз вышла, дрожа от холода.

— Спасибо, что проводили.

— Приезжайте еще.

— Я не знаю. — Элоиз разглядывала свои туфли. — Я сказала ему, что подумаю об этом.

— Возвращайтесь, — взяв ее за руку, тихо попросил Джем. И, нагнувшись, поцеловал. Нежно поцеловал в макушку, словно благословляя. Слезы навернулись на глаза. Элоиз сделала шаг назад, нерешительно улыбнувшись.

— Я… я лучше поеду.

— Да. — Он засунул руки в карманы. Она махнула рукой и забралась в машину.

Элоиз критически оглядела свое платье. Классически элегантное и очень красивое, соответствующее обстановке Колдволтхэма, оно стоило целое состояние.

Кого она собирается поразить? И зачем? Хотелось бы верить, что отца.

Зачем себя обманывать? Там будут и другие люди: ее сводный брат, ее сводная сестра… Вторая жена отца. Джем.

Джем. Странно, что Джем Норланд так заполнил ее душу. Он поддержал ее в прошлый раз, когда она приезжала на встречу с виконтом, но…

Почему она нервничает, как подросток, всякий раз, когда он звонит? Интересно, а он рад, что она приняла предложение опять посетить аббатство? По его голосу догадаться трудно. Может, он со всеми такой, как с ней, просто потому, что не может быть другим?

Сжимая в руке подарок, Элоиз направилась к центральному входу, стараясь немного успокоиться. На этот раз она шла одна.

Она всегда была такой самодостаточной, такой уверенной в себе, но сейчас ей тяжело. Куда девались силы?

Спокойная внешне, внутри она испытывала неловкость и смущение. Кажется, она совершила ошибку, приехав сюда. Вряд ли ее встретят с распростертыми объятиями. Кто она для них? Много раз Элоиз хотела позвонить отцу и отказаться, но что-то удерживало ее. И вот теперь она здесь. Гостья на семьдесят четвертом дне рождения своего отца, на котором присутствуют только члены семьи.