Красавица и пират - Жюли Галан Страница 14

«Жанна?»

В разгар веселого вечера, находясь в центре внимания восхищенной компании, Жанна неожиданно потеряла сознание и рухнула на мозаичный пол.

Баронесса де Шатонуар была в полном восторге. Такого эффектного финала появления в свете прекрасной герцогини даже нарочно нельзя было придумать. Ну а обморок – дело житейское. Главное – как он для дела пригодится!

Под испуганное и восторженное перешептывание собравшихся Жанну унесли.

Лекарь, вызванный хозяином праздника, привел Жанну в чувство и прописал полный покой в течение нескольких дней.

Баронесса де Шатонуар увезла Жанну, а легенда о чудесном спасении прекрасной герцогини принялась распространяться по Риму и окрестностям.

Мадам Беатриса была счастлива: вот теперь наконец-то она добилась желаемой цели и попала в те круги, о которых грезила. Ведь поток посетителей к лежащей в постели Жанне не прекращался.

Как опытный ювелир, мадам Беатриса сортировала их, отделяя влиятельных и нужных лиц и оставляя на долю прочих безупречно вежливое равнодушие. Среди посетителей затесался даже плешивый протонотар, неизвестно какими путями узнавший об обмороке Жанны на вечере. Со сдержанной слезой в голосе он заверил Жанну, что уже вручил его святейшеству вышитый лик Пресвятой Девы.

Правда, долго распространяться даже на эту тему беспощадная баронесса ему не дала. И безжалостно выпроводила протонотара за дверь, дав ему, как только дверь затворилась, исчерпывающую оценку:

– Это в правление папы Сикста, когда семейство Риарио оккупировало все теплые места, он был важным лицом. Но сейчас, извините, времена другие.

Жанна согласно кивнула.

Баронесса села у ее изголовья и, поправляя подушки, сказала:

– Девочка моя! Появилась прекрасная возможность добраться до Бретани. Один чванливый индюк, сидевший здесь больше года по каким-то загадочным делам королевства Французского, собирается в путь, и он от тебя без ума. Подумай…

Жанну насторожили мурлыкающие нотки в голосе баронессы…

Повинуясь указанию лекаря, Жанна отлеживалась в постели после обморока и обдумывала дальнейшие действия.

Две вещи были ей ясны как божий день. Вещь первая: ей, Жанне, совсем не хочется ехать в Монпеза, слушать там охи и ахи. Неминуемо застрянешь на всю зиму. Без толку потерянное время. Вещь вторая: мурлыкающие нотки в голосе баронессы прямо говорят, чем неминуемо придется расплачиваться за путешествие. Не хочется. А предложение заманчивое.

И Жанна стала прикидывать, как же нужно себя вести, чтобы неизвестный пока покровитель держался подальше. В дороге это так сложно… Есть неплохой способ – падать в обморок по поводу и без повода. Но, к сожалению, вечно больная девица утратит в глазах покровителя всякое очарование. Жалко… Если он действительно обладает каким-то влиянием при королевском дворе, то можно попытаться использовать его для возвращения конфискованных при отце земель. А там и поднять вопрос, почему она, законная вдова герцога Барруа, не имеет ни доходов, ни земель, достойных ее положения? Но для этого надо, чтобы покровитель сам зависел от нее, Жанны… Интересно, в чем?

Какие-то смутные, пока неясные мысли зашевелились в ее голове.

Госпожа Беатриса вовсю использует сейчас ее, Жанну. Ее образ беглянки из гарема… И пока она извлекла из этого образа куда больше пользы, чем сама Жанна. Вот если бы можно было, оставаясь в тени, пользоваться вниманием общества к кому-то другому… К кому? Что может быть интереснее истории попавшей в арабский плен графини?

Мысли в голове Жанны бежали, обгоняя друг друга.

Опять память стала подбрасывать непрошеные воспоминания. Дом Бибигюль, поставщицы девушек в гаремы. Девицы, ожидающие там своей участи. Усадьба шейха. Жаккетта, вся в звенящих цепочках, каждый вечер отправляющаяся в шатер к господину…

А ведь шейх любил эту корову! И не он один… Интересно только, за что? Ведь ни рожи, ни кожи. Жанна фыркнула.

Но фыркай – не фыркай, одернула она себя, а каким-то непостижимым образом Жаккетта нравится мужчинам.

Вот оно! Ее вполне можно выставить в качестве приманки для покровителя. Помыть, приодеть, накрасить, раздеть… Экзотическая восточная сладость, рахат-лукум. Какое счастье, что из-за фурункула Жаккетту пришлось оставить дома и никто еще не знает о ее существовании!

Представляя, как будет увиваться покровитель за загадочной звездой гарема, спасенной графиней де Монпеза, Жанна вдруг почувствовала себя очень доброй и заботливой.

Вот повезло этой дуре с госпожой. Ни за что, ни про что она, Жанна, введет ее в такое общество, о котором дремучая камеристка и мечтать не могла! Знатные кавалеры будут толпиться вокруг девицы, которая полжизни провела в коровнике.

Ну как после этого не поразиться собственному благородству?!

Жаккетта упорно не хотела верить в собственное счастье. И отбрыкивалась от навязываемой ей роли изо всех сил.

– Да не подхожу я, госпожа Жанна! Не умею я врать! – бубнила она, уставясь в пол.

– Не лги! – шипела Жанна. – Знаю я тебя! Что ты упираешься, как упрямый осел! Тебе и говорить-то почти не придется: стой столбом, да хлопай ресницами! Ты и так большую часть времени только этим и занимаешься!

– Да не могу я, госпожа Жанна, – ныла Жаккетта, – вот истинный крест, не могу!

– Раз я сказала, что можешь, значит, можешь! – окончательно взъярилась Жанна. – И не смей перечить! Будешь делать то, что велю!

Жаккетта, надувшись, замолчала.

На Жанну нахлынул прилив творческого настроения. Оно медленно обошла кругом шмыгающую носом и роняющую слезы Жаккетту. Осмотрела ее от макушки до пяток и вынесла приговор:

– Неплохо, неплохо… Интерес мужчин к тебе я понять все равно не могу, но кое-что сделать из тебя можно.

Жанна еще раз, уже сознательно, вспомнила дом Бибигюль.

– Давай-ка подкрасим тебе волосы арабской буро-зеленой гадостью… – решила она. – Как называется?

– Хна-а… – всхлипнула Жаккетта.

– Вот-вот. Говорят, они ею даже животы боевых коней красят. Странные представления о красоте!

Жанна, полная решимости преобразить льющую слезы Жаккетту в блистательную звезду гарема, энергично взялась за абсолютно неизвестное для себя дело.

Она разыскала в запасах Жаккетты (благоразумно припрятавшей в своем мешке массу полезных вещей, купленных еще на базарах Триполи госпожой Фатимой) порошок хны. Залила его кипятком. А когда краска была готова, безжалостно усадила на табурет ревущую в три ручья камеристку и принялась мазать ей голову бурой липкой кашицей.

– Не строй из себя сиротку! – рычала Жанна, щедро измазав хной Жаккетту, себя и пол на несколько шагов вокруг. – Врать она, видите ли, не умеет! А зачем тебе врать?! В гареме была? Была! Хабль аль-Лулу, красавица из красавиц! Помнишь, как твой мерзкий Абдулла меня заставлял коврики ткать? А? Вот и сейчас будешь!