Последний танец вдвоем - Джудит Крэнц Страница 14

– Ну, такого ведь не бывает, Джиджи, особенно в таком большом бизнесе, как «Херман Брозерс», – отрезал мистер Джимми. – Никто не собирается скрывать, что это будут копии старинных вещей. Но давайте взглянем на проблему с другой стороны – это будут лучшие копии из тех, что вы сможете найти, из натуральных тканей, настоящих шелков, настоящих кружев и так далее и так далее. Если они не будут выглядеть как настоящие, их никто не станет покупать. Это буде очень дорогое белье для лучших магазинов. Мы начнем тиражировать романтическую возможность для многих женщин носить почти что старинное белье – другой такой возможности у них не будет, ибо они не знают, где взять эти старинные вещи. На самом деле они пока не отдают себе отчета в том, что им хочется их носить. Но им захочется, непременно захочется!

– Гммм… – Джиджи чувствовала, что она разрывается между его энтузиазмом и своим нежеланием выставлять на всеобщее обозрение то, что было до сей поры ее личным, глубоко интимным удовольствием, которым она делилась только с самыми близкими подругами. – «Почти старинное» – вы это только что придумали?

– Должно быть. Недурно, правда? – сказал он горделиво.

– Но простите меня, мистер Джимми, разве честно называть что-то совершенно новым и почти старинным одновременно?

– Джиджи, мне кажется, ты привередничаешь, – вступила в разговор Саша. – Ничто нельзя считать старинным, пока ему не исполнилось ста лет. А твоему белью в основном лет по шестьдесят, максимум – восемьдесят. Кроме того, ты ведь не называешь его «поношенным бельем», правда? Но именно таковым оно по сути своей и является. – У нее слюнки потекли от предвкушения блестящих перспектив. Неужели Джиджи упустит такую возможность?

– Девочки, девочки, не будем спорить зря, – заулыбался мистер Джимми. – Все равно я не смогу ничего сделать без мнения Джиджи о вещах, без ее набросков и текстов. Надо начать с малого – попробовать собрать коллекцию предметов из тридцати. Тогда, если клиенты на нее не клюнут – что меня бы очень удивило, – то ваши потери будут невелики, а деньги вкладываю я.

– Кстати, о деньгах… – сказала Саша многозначительно, облизывая губы, как медведь, наевшийся меда.

– Кстати, о деньгах, милые дамы. Джиджи будет получать свою долю прибыли от каждой проданной вещи, но я начну производство только после того, как буду уверен, что это дело будет иметь успех.

– А я предложила бы другой метод, – невозмутимо сказала Саша. – Аванс в счет гонорара, как делается в книготорговле. Поскольку Джиджи будет подбирать белье, писать к нему текст и рисовать, то, следовательно, она будет играть одновременно роль редактора, автора и художника. Так что, если она даст согласие потратить свое время на эту работу, вам следует выплатить ей определенную сумму авансом, а остальное – после окончания ее части работы, прежде чем вы поставите вещь на поток. В таком случае, даже если вы окажетесь без прибыли – упаси господи, – она не останется без должного вознаграждения за свой труд. Иначе выходит, что она будет работать задаром. Подумайте сами, мистер Джимми: тридцать карточек! А рисунки? Ведь ей надо будет придумать тридцать женских образов!

– Интересный подход, – проворчал мистер Джимми. – И что же, мне придется превратиться из галантерейщика в благородного книгоиздателя?

Внимательно слушая, Джиджи чувствовала, что, если отбросить ее щепетильность по поводу подлинности вещей, сама идея мистера Джимми просто великолепна. Для нее искать старинные вещи и придумывать к ним сюжеты было развлечением, но ей не приходило в голову, что из этого можно делать деньги.

– Мой литературный агент мисс Невски предложила решение, которое мне кажется разумным, – откашлявшись, объявила она очень официальным тоном. – Конечно, мистер Джимми, ей еще предстоит обсудить с вами наедине условия аванса, из которого она, естественно, будет получать свой гонорар, как и подобает агенту. Творческой личности не стоит вдаваться в такие подробности: это отрицательно сказывается на душевном равновесии. Сама мысль об этом вызывает у меня тошноту.

– Джиджи у нас чувствительная и ранимая, мистер Джимми, – сказала Саша. – Зато я – человек реалистичный и приземленный. У меня ничто не вызывает тошноту. Так что, может, обсудим вопрос гонорара завтра в вашем офисе? Я вижу, нам уже несут обед, а мне совсем не хочется есть омара «фра дьяволо» и обсуждать финансовые дела одновременно.

– Мадам Айкхорн!

В четвертый раз за это утро администраторша третьего этажа отеля «Ритц» мадемуазель Элен постучала в дверь спальни Билли. Накануне горничные докладывали ей, что на всех дверях, ведущих в апартаменты Билли, висели таблички «Прошу не беспокоить», поэтому убрать в номере им не удалось. Само по себе это не было чем-то необычным – человек вполне может хотеть уединения, – но, с другой стороны, такой длительный отдых неизменно должен сопровождаться заказами по телефону еды в номер. Однако мадемуазель Элен справилась в отделе обслуживания в номерах и выяснила, что никаких заказов из этого номера не поступало с позавчерашнего дня. Когда она обратилась к консьержу, тот сказал, что мадам Айкхорн не покидала отеля с того момента, как в четверг незадолго до полуночи вернулась из Оперы. «А это означает, – быстро прикинула в уме мадемуазель Элен, – что самая странная и загадочная из постояльцев на моем этаже неотлучно находится в номере вот уже две ночи и два дня, да еще плюс сегодняшнее утро, не заказывая при этом никакой еды и не показываясь никому из обслуги».

Мадам Айкхорн уже давно жила в «Ритце», и все настолько привыкли к ее бессистемным отлучкам и возвращениям, что до этого момента ее затворничество воспринималось не более как очередной каприз. Однако сегодня уже пора было принимать какие-то меры.

Постучав еще раз, молодая женщина в изящном черном костюме вставила ключ в замочную скважину, но оказалось, что изнутри дверь закрыта на цепочку.

– Мадам Айкхорн! – прокричала Элен в узкую щель. – У вас все в порядке? Вы меня слышите? Это мадемуазель Элен.

– Уйдите и оставьте меня в покое, – донесся из глубины комнаты голос Билли. В комнате было абсолютно темно из-за плотно закрытых ставен и задернутых штор. А в Париже сияло полуденное солнце.

– Мадам, вы нездоровы? Я немедленно пришлю вам врача.

– Я совершенно здорова. Прошу вас оставить меня в покое.

– Но, мадам, вы больше двух дней ничего не ели.

– Я не голодна.

– Но, мадам…

– Отстаньте от меня! Что я должна сделать, чтобы мне дали здесь спокойно побыть одной?

Мадемуазель Элен тихонько закрыла дверь. По крайней мере, она жива – не утонула в ванне, не ударилась головой, поскользнувшись на мокром кафеле, и не лежит без чувств в своей постели. На какой-то миг у мадемуазель Элен отлегло от сердца, но она твердо вознамерилась держать ситуацию под контролем и отдала соответствующие инструкции персоналу третьего этажа. Им надлежало следить за номером и докладывать немедленно, если кто-нибудь будет входить или выходить. Ни одному человеку не позволено голодать в парижском отеле «Ритц» и – что еще хуже – спать на одних и тех же простынях две ночи подряд!