Плененные страстью - Лорен Смит Страница 14

«Я не ребенок. Я взрослая женщина». Она уняла дрожь в теле и вытерла салфеткой струившиеся по щекам слезы. Эмили просто обязана унять свою злость, пока ситуация не усугубилась. Слезы не приведут ни к чему хорошему.

– Не обвиняйте их. Вините меня, – сказал Годрик. Он слегка разжал руки.

– Простите, милорды. – Она ладонью вытерла влажные от слез щеки. – Но вы должны понять – я не намерена бездействовать. Вы мне очень навредили, и я этого так не оставлю. Вы испортили мою репутацию и очернили мое имя скандалом. Я не стану спокойно сидеть, позволив вам распоряжаться моей жизнью.

Ее слова прозвучали в гробовой тишине, как и должно было быть.

Эмили прекрасно осознавала свою невинность и наивность, но глупой она не была. Из такого скандала невозможно выйти незапятнанной, и ей следует заставить этих людей компенсировать утраченное будущее.

Никто никогда не сломит ее, особенно заносчивый герцог.

Тишина, последовавшая после слов Эмили, длилась несколько неловких минут. Когда Седрик вышел из-за стола, она вздохнула с облегчением, что теперь есть возможность подумать о чем-то еще, кроме сложившейся ситуации.

– Сегодня нет солнца. Подходящая погода, чтобы прокатиться верхом. – Седрик обошел двух лакеев, убиравших тарелки после завтрака. – Ты не против, если я одолжу у тебя лошадь? Моя вчера осторожно ступала на левую ногу.

Эштон и Люсьен удалились, а Эмили встала. Чарльз растворился, перед этим одарив ее озорной улыбкой.

– Конюшни для тебя всегда открыты, Седрик.

Эмили оживилась от перспективы конной прогулки.

– Можно мне поехать с ним, ваша светлость? Я сто лет не ездила верхом.

У нее осталось горько-сладкое воспоминание о последней поездке на лошади. В первую же неделю переезда девушки в дом дяди Альберта он продал ее кобылу, чтобы рассчитаться с долгами. Она все еще помнила прекрасно подогнанное кожаное седло и жесткую гриву ее лошади. Эмили скучала по езде верхом, тосковала по прежней жизни.

Годрик сощурил зеленые глаза. Она изо всех сил старалась не демонстрировать открытое неповиновение. Его светлость наверняка подозревал, что девушка попытается бежать. Она сама сказала об этом несколько минут назад.

– Мое поведение может улучшиться, если я буду меньше ощущать себя пленницей и побуду на свежем воздухе, – добавила Эмили.

– Это извинение за всплеск эмоций? – спросил Годрик.

– Это самое большее, что вы можете получить, заточив меня в своем доме.

– Думаю, я позволю вам поехать, но тоже там буду. – Годрик положил крепкую руку ей на плечо.

Эмили скрыла свое разочарование. Даже при одном из них почти невероятно сбежать, что уж говорить о двоих? Тем не менее возможности только увеличиваются, если их искать.

– Дадите мне время переодеться?

Годрик, согласившись, проводил ее к спальне и остался ожидать снаружи. Эмили порылась в большом шкафу и остановила свой выбор на милой светло-голубой амазонке и гленгарри [5]. Жакет обрамляло кружево, тесьма и вышитые лягушки. Она перебросила через руку шлейф платья и присоединилась к Годрику в холле. Мужчина одобрительно взглянул на нее. И хотя она не нуждалась в его похвале, слегка приподняла подбородок от гордости.

Годрик предложил ей руку, а Эмили в это время обратила внимание на красоту дома. Статуи мужчин и женщин в греческих одеяниях, как молчаливые наблюдатели, украшали ниши вдоль холла.

Эмили подняла глаза на лицо мраморной красавицы. «Интересно, что ты видела?» Статуя крепко держала край своего платья, готового соскользнуть с ее груди. Соблазнительная застенчивость в ее глазах очаровывала.

Стук высоких сапог Годрика эхом разнесся по мраморному полу, так же как и его смех, читавшийся в тоне мужчины, когда он позвал ее за собой.

– На что вы смотрите?

Эмили указала на статую.

– На нее.

Годрик, оглянувшись через плечо, улыбнулся.

– Я часто смотрел на эту фигуру в детстве и мечтал о женщине. Это было до того, как я понял, что плоть и кровь несравненно лучше.

Он опустил взгляд ниже ее лица и задержал его в области груди. По ее коже пробежала дрожь негодования. Она не была жестокой по натуре, но Годрик вел себя так, что ей хотелось дать ему пощечину.

В конюшне Эссекского держали по меньшей мере дюжину лошадей, это были отменные лощеные нетерпеливые животные. Эмили выросла на лошади, хотя и не упомянула о том. Если бы Годрик узнал о ее опыте, то, наверное, отказал бы ей. Она должна быть осторожной.

Породистый мерин был прекрасным конем, с тонкими лодыжками и сильными мышцами, подергивавшимися под его кожей. Это была не та лошадь, на которой Годрик ездил прошлой ночью. Тот конь напоминал черный монолит в тусклом лунном свете, подобно свирепому строевому жеребцу из средних веков. У мерина, стоявшего перед ней, были нетерпеливые игривые шаги молодого скакуна. Он наклонился вперед, потянул спину, мотнул головой, словно находился на прогретом солнечными лучами поле. Годрик знал толк в лошадях, нужно отдать ему должное.

Эмили изобразила робость, взбираясь на коня. Он был любознательным созданием, но, как и все чистокровные животные, выказывал высокомерие. Его темно-карие глаза с укором уставились на нее, однако он не мог устоять, чтобы не уткнуться носом в ее ладонь. Она демонстративно отпрянула назад, когда он вскинул голову и фыркнул.

Годрик стоял так близко, что девушка натолкнулась на его крепкую грудь. Его руки мгновенно обвили ее талию. Эмили затаила дыхание, осознав, какой маленькой была по сравнению со стоявшим позади нее мужчиной. Руки герцога сжались крепче, когда она попыталась увернуться. Поясница Эмили слегка прикасалась к его телу. Испугавшись, девушка подпрыгнула, но его хватка стала лишь крепче.

Пальцы мужчины скользнули вверх по ее ребрам в направлении бюста. Ее грудь напряглась, соски отвердели и терлись о ткань платья. Они стали чувствительными и болезненными, а она не понимала, чем это вызвано. «Ненавижу этого человека. Он погубил меня». Почему ее дыхание ускорилось? Пальцы Годрика потирали нижнюю часть ее груди, и дальше возбуждая Эмили. Его прикосновения манили, искушение, вызванное страстными движениями мужчины, было подобно костру, но, когда она приблизилась к нему слишком близко, он обжег ее настолько, что она пришла в чувство. Они были на людях. Он пытался соблазнить ее здесь, в конюшне, на виду у своего друга. Эмили затряслась от ярости, а еще от неведомого, незнакомого чувства, непохожего на тревогу.

«Его распутные действия уже развращают меня». Она собрала все силы, игнорируя этого человека и его касания, и вырвалась из его крепких рук.

Годрик разочарованно уставился на Эмили. Неужели его прикосновения никак не отразились на ней? Он заметил, что Седрик наблюдает за ним краем глаза; вне всяких сомнений, он все видел. Они обменялись взглядами, и виконт пожал плечами, как будто выражая другу свое сочувствие. По правде говоря, прошло уже шесть месяцев с тех пор, как герцог в последний раз был с любовницей. Когда расцвет тех отношений угас, ему не захотелось обычной близости. Эванджелина была страстной в постели, но по натуре – грубой. Она воспринимала их отношения как игру, что было справедливо, но в то же время выражала презрение к слугам. Она жестоко вела себя с Симкинсом, считая, будто тот слишком фамильярен с Годриком, как для человека его положения. Герцог не мог простить ей это. Симкинс был ему как любимый дядя, и каждый, кто вел себя с ним резко, ощущал гнев Годрика.