Зонтик царевны Несмеяны - Елена Настова Страница 14

– К нам сейчас массажист придёт! Машуня, пока, позвоню, забегай, спасибо тебе!

Я едва успела сунуть в карман коляски газету. Ира ловко развернула Сашу и почти бегом кинулась к пешеходному переходу. Я долго смотрела ей вслед и радовалась тому, что Ириша не подурнела. С её внешностью ещё много лет будут находиться мужчины, желающие помогать растить сына-инвалида. Вот только бы Ирка от такой жизни и впрямь не свихнулась.

Близился конец рабочего дня. Я шла по улице и думала про Арсения. Бедняга. Думал использовать Нику, а в результате выставил себя дураком. От семьи ему за это, наверно, здорово влетело. И всё же такая реакция несравнимо лучше, чем любая другая, тем более что никогда не знаешь, как он себя поведёт в том или ином случае. И, что плохо, Арсений сам этого до конца не знает.

Я вспомнила, каким был Арсений в нашу первую встречу. Меня как раз перевели в отдельную палату в конце коридора, в закутке. Там было тихо: угловая палата; комната за стенкой пустовала. От остального больничного пространства эти два помещения отделял небольшой коридорчик.

Целыми днями я лежала на кровати, выходя лишь в столовую и ненадолго – в коридор. Я нашла отличное место в углу за пальмой и, поставив там стул, иногда сидела. Растение, густо обсаженное понизу широколистными фикусами, скрывало меня от взглядов. Пациенты бродили по коридору – опустившиеся, забывшие покой и радость души. В основном это были алкоголики и приходящие в себя наркоманы, но попадались и измученные трудоголики, и компьютероманы, и люди, одуревшие от бессонницы и головных болей. Таких, как я, было трое: женщина и двое мужчин. Эти в коридор выходили редко, смотрели угрюмо и затравленно, так что я невольно задавалась вопросом: неужели и у меня такое же выражение лица?

Однажды утром (день начался уныло, мелким холодным дождём) я услышала в соседней палате движение. Тот, кого поместили по соседству, целыми днями ходил из угла в угол. По тому, как он ходил, я догадалась, что это мужчина. Он что-то говорил, я уловила ритм и решила, что он читает стихи. Но он ни разу не вышел в коридор в одно время со мной.

Прошло ещё несколько дней. Кровать моего соседа была приставлена к той же стене, что и моя, нас разделяла тонкая перегородка, и по ночам я слышала, как он ворочается. Однажды я проснулась от шума. Звук был глухой, как будто упало что-то большое и тяжёлое. Я насторожилась. Было тихо. Я уже стала снова засыпать, как вдруг мне пришло в голову, что, возможно, это упал тот человек за стенкой. Может быть, ему стало плохо, подумала я. Перед моими глазами нарисовалась картинка: вот он двинулся к двери, чтобы позвать на помощь, и потерял сознание.

Я включила свет, накинула халат и вышла в коридор. В конце коридора горел ночник. Медсестры за столом не было. Делать нечего, я открыла дверь и зашла в палату соседа. Окно было не зашторено, на полу в свете уличного фонаря лежал человек. Я включила свет, налила в кружку воды из крана и плеснула ему в лицо:

– Эй… очнитесь…

Мужчина вздрогнул всем телом. Вскинулся, сел, затряс головой, и я увидела, что это парень… почти мальчик.

– Что такое?! Вы кто?

Он выглядел не больным, а скорее разбуженным. Его нельзя было принять за человека, приходящего в себя после обморока. Тут до меня стало доходить, что, наверное, ему, как и мне, прописали снотворное… Он заснул, потом стал переворачиваться, упал, но не проснулся. От этой мысли я неожиданно для себя засмеялась. Парень поднялся, сел на кровать и хмуро разглядывал меня, а я давилась смехом.

– Вы кто? Что вы здесь делаете?

– Я лежу в соседней палате, за стенкой. – Я показала рукой на стену. – Вы упали, я проснулась от шума. Думала, вдруг вам плохо. Медсестры нет, я зашла, и вот…

Парень смотрел, и выражение лица у него не менялось.

– А я Арсений Любачевский, – угрюмо сказал он.

– И что? – Мне всё ещё было смешно.

– Сын Ярослава Любачевского… И Натальи Никитиной.

Я не понимала, к чему он это говорит.

– А кто это?

На лице парня медленно проступило удивление. Он помолчал, а потом сказал:

– Уходите.

И я ушла, мне было смешно и неловко. Я ещё смеялась, когда свернулась под одеялом, вспоминала, какой взъерошенный вид был у этого Арсения, когда я плеснула в него водой. Потом мне вспомнились его худое тело и синие плавки. Я прошла внутренним взглядом по его телу, и мне высветилось: повязка на руке. Правая рука на запястье была перебинтована. В свете специфики отделения, в котором мы оба находились…

Я вспомнила, как мне стало беспокойно от этого открытия. Я не смогла заснуть, и на утреннем обходе попросила заведующего сделать на двери своей палаты запор, чтобы я могла закрываться изнутри, объяснив, что с тех пор, как за стенкой появился сосед, у меня бессонница.

– Не положено, – сказал заведующий.

Но слесаря вызвал. Вечером этого дня я закрылась на толстый алюминиевый крючок.

Когда я подходила к остановке, затренькал телефон, на экране высветился незнакомый номер. Я нажала кнопку, ожидая, что это кто-то из Управления, кому-то поручили узнать, как я работаю в архиве. Но голос в трубке был незнакомым.

– Маша?

– Да?

– Это Николай. Слушай, Маш, ты где? Я пришёл к тебе на работу, специально под конец, а мне говорят, ты сегодня в другом месте.

– Какой Николай?

– Николай Угольков, муж Вероники Голубевой.

– Что случилось? Что-то с Никой?

– Да. То есть нет, с Никой всё в порядке. Просто мне надо увидеть тебя. Надо поговорить. Ты можешь прямо сейчас?

До кафе, которое назвал Николай, было пять остановок на автобусе. Я не могла представить, зачем могла понадобиться Никиному мужу. За пять или шесть лет её замужества мы с ним почти не общались, я даже не знала, что у него есть мой номер.

Я зашла в кафе и сразу увидела Николая. Он занял столик в глубине зала, у окна, и свет из окна падал на его лицо. Лицо было грузное, как, впрочем, и вся фигура, оплывшее, нос сплюснут, как у бывалого боксёра, внешние уголки глаз опущены, отчего лицо выглядело настороженным, словно его хозяин ждал нападения; через левую щёку шла узкая впадина. Лицо бандита, а не телеведущего. Но он был пострижен, побрит и абсолютно трезв.

– Что случилось?

– Ника завела любовника. Ты знаешь об этом?

Он сидел очень прямо и открыто смотрел мне в лицо. Я села напротив, и его взгляд плавно опустился за моим лицом. Стараясь не смотреть на него, я попыталась вспомнить, говорила ли мне Ника, когда состоится вечеринка в «Мачо»; не вспомнила. Может, вечеринка в «Мачо» уже прошла и увенчалась успехом – тем успехом, на который рассчитывала Ника; может, она встречается с москвичом (если он москвич), с которым познакомилась на автомобильной выставке; может, ещё кто подвернулся: стучите – и отворят вам… Удивительно не это, а то, что её муж решил обсудить эту тему со мной.