Пленница - Хизер Грэм Страница 15

И вдруг Джеймс услышал ее имя.

У него задрожали руки. В нем снова с прежней силой вспыхнула безудержная ярость. Ее яркая, но нежная красота пробудила в нем воспоминания о детях, которым разбивали головы, чтобы не тратить пули. Джеймсу захотелось встряхнуть ее, причинить ей боль, сказать, что она — дитя чудовища.

Но он был в доме брата, а ведь дикарь — это не раса, а состояние ума, способ действий. Поэтому ему пришлось покинуть дом, выйти на ночной ветерок, к тихому плеску реки, шелесту деревьев, пению ночных птиц и стрекоту цикад.

— Джеймс!

Кто-то радостно произнес его имя, и, повернувшись, он увидел, что к нему направляется мужчина в парадной военной форме, высокий, стройный, русоволосый, с янтарными глазами. Из тех, в кого Джеймс стрелял в бою.

Вот вам и «без военных»! А ведь именно это обещала ему Тара! Впрочем, у него много друзей-солдат, а этот — хороший человек. Его имя Джон Харрингтон, и он часто выполнял роль посредника, как и Джеймс, который делал это по просьбе вождей и семинолов, уставших от голода и войны и решивших отправиться на запад. Лейтенант Харрингтон служил уже два года, несмотря на жару, москитов и лихорадку. Ему нравились болотистые земли, и временами, наблюдая за ним, Джеймс видел, что он почти ребенок. Как и Джеймс, он любил реку и был хорошим спутником в путешествиях по ней.

— Джон, я не знал, что ты приедешь. — Джеймс поднялся и дружески ответил на рукопожатие. — По словам Тары, они с Джарретом не ждали гостей из круга военных.

— Я и сам не предполагал оказаться здесь, но только что прибыл с поручением.

— В чем же дело?

— Рутинное поручение по службе, довольно неожиданное и загадочное. — Джон улыбнулся и хлопнул Джеймса по плечу. — Черт побери, парень, ты замечательно смотришься в этом костюме! И так приятно снова видеть тебя здесь. Я больше всего боюсь налететь в бою на тебя, вооруженного ружьем или штыком.

— Такая опасность всегда существует, — тихо отозвался Джеймс.

— Я слышал от Джаррета, что у тебя есть несколько семей, заинтересованных в переезде на запад. Джеймс кивнул:

— Да, то, что осталось от племени. Четыре женщины, трое очень старых мужчин и десять детей. Воины мертвы, как и все остальные из этого клана. Они больше не могут бежать. Их ждет голодная смерть, ибо те, кто воюет, не смогут помочь им.

— Ну, поскольку твой великий Оцеола однажды сам руководил убийством одного «из своих же людей, давших согласие уйти на запад, решимость твоих подопечных уехать внушает особое уважение. Мне жаль их, Джеймс. Ведь они подвергнутся преследованиям собственного народа или Соединенных Штатов. Да и тебе повезло, что Оцеола не пронзил твое сердце пулей или клинком за твою дружбу с белыми.

— Джон, ты же встречался с Оцеолой и знаешь, что он вовсе не маньяк…

— Откуда мне знать? Оцеола, помимо всего прочего, хороший актер. Отказывается говорить по-английски, хотя я могу поклясться, что он знает язык. Это красивый человек. Речь его льется мягко, однако он сеет смерть и разрушения.

— Смерть и разрушения всю жизнь идут с ним рука об руку. У него нет выбора. В нем тоже течет белая кровь, поэтому он не питает ненависти ко всему белому. Оцеола — воин, но вместе с тем и человек, знающий цену кровному родству и дружбе куда лучше, чем твои глупые генералы. Он хорошо разбирается в людях.

— Оцеола безжалостно убивает.

— Он воюет. И убивает, защищая своих людей, свой народ, образ жизни.

— Ему повезло, что у него такой горячий защитник. Надеюсь, Оцеола никогда не пойдет против тебя, как это случилось с Чарли Эматлой.

— Джон, не беспокойся за меня. Он знает мою жизнь. Он уважает Джаррета и восхищается Тарой. Я уже говорил тебе, Оцеола судит о каждом человеке и о каждой ситуации отдельно. Я не боюсь, что он разгневается, если мы с тобой достигнем достойных соглашений. Он не гневается на отчаявшихся женщин, сломленных голодом и страхом, когда они делают то, что позволит им выжить. Он не против переговоров. Ты умный и честный человек, Джон, и не раз сам признавал, что достигнутые здесь соглашения многократно нарушались, что военная мощь и власть использовались несправедливо, и поэтому такие, как Оцеола, имеют право на претензии.

Джон вздохнул и облокотился на перила рядом с Джеймсом.

— И ты умный человек, друг мой. Гораздо умнее меня. Поэтому пойми, сюда будут присылать все больше и больше солдат, ибо правительство намерено добиться победы в этой войне.

— Но ведь армия устала от этой войны! Мужчины, которые пошли служить на короткий срок, побегут домой при первой же возможности. Кое-кто из ваших армейских командиров покончил с собой. Я слышал рассказ о замечательном молодом парне, получившем приказ закрепиться в оставленном форте. Его люди сразу заболели лихорадкой; сам он страдал от жары и погиб не от рук семинолов, а закололся собственным мечом. Джон, мои воины охвачены отчаянием. Они не уйдут, как уходят солдаты из регулярной армии, чтобы вернуться домой в Теннесси, Кентукки или Джорджию. Джон печально покачал головой:

— Я боюсь за всех нас! Соединенные Штаты не отступятся. И что бы ты ни говорил, Оцеола, несмотря на хорошие манеры и ум, бывает жесток и безжалостен, как дикарь. Вспомни! С чего началась нынешняя война? С убийства майора Дейда и его солдат. И где был великий вождь Оцеола в тот день, друг мой? Он убивал индейского агента Уайли Томпсона!

— Среди белых и краснокожих есть люди, считающие, что Томпсон заслужил смерть.

— Ты намеренно отклоняешься от темы. Оцеола в тот день не поставил на первое место интересы своего народа. Ему следовало находиться с воинами, атаковавшими майора Дейда.

— По-моему, — тихо заметил Джеймс, — майор Дейд и его люди умерли жалкой смертью без помощи Оцеолы.

— Суть в том, что Оцеола поступил эгоистично, желая лишь отомстить.

— Уайли Томпсон приказал заковать Оцеолу в цепи. Для такого человека ужасное унижение — предстать в таком виде перед своим же народом. Томпсон в тот день подписал себе смертный приговор.

— Оцеола нападал на плантации, на мужчин, женщин и детей. Не убеждай себя в том, Джеймс, что он достойный человек.

— Каждый из нас бывает праведником и чудовищем в зависимости от обстоятельств.

— Тут я с тобой согласен. — Джон печально улыбнулся. — Однако меня страшит будущее! Ты — мой друг, и многие коренные краснокожие — мои друзья. Мы беседуем и спокойно расходимся. Но придет день, когда нам придется перерезать друг другу горло. Боже мой, мне все представляется в черном свете! Однако я хотел бы, чтобы ты остался вот в этом костюме, поселился в доме брата…

— Стал белым?

— Ты и есть белый.

Джеймс пожал плечами:

— Белые примут меня потому, что не могут выбросить с земли, на которую я имею законное право.

— Признай, что ты белый!