Вкус страсти - Дженнифер Блейк Страница 15

Об основных пунктах плана он узнал, когда они с Генрихом неторопливо прогуливались по лесной дороге, на значительном расстоянии от остальных, чтобы исключить возможность подслушивания. Маргарита видела, как они уходят, но даже не попыталась присоединиться к ним. Конечно, Генрих и не собирался ее приглашать, а Дэвид подозревал, что она все равно отказалась бы. Она сердилась на них обоих, и он знал: она наверняка пророчит опасному предприятию одни лишь неудачи.

Она всегда отличалась проницательностью, насколько он помнил. И в этом отношении она осталась прежней.

Но во многом она изменилась. Она меньше улыбалась. Она стала более откровенной в речах, более независимой в мыслях и поступках. Округлости ее фигуры стали очевиднее, а в глазах поселился ум. Правда, когда он оставил ее, она была почти девочкой, индивидуальность ее тогда еще не сформировалась, черты и выражение лица были мягче, а рост — ниже. Нет, она не стала чересчур высокой, конечно же. И она по-прежнему производила впечатление хрупкой, отчего ему хотелось укутать ее плащом и прижать к себе, защищая от всех невзгод.

Ему много чего хотелось от леди Маргариты, но ни одно из этих желаний, скорее всего, не осуществится. Он давно уже оставил надежду на это, а потому не мог рассчитывать ни на что и сейчас. Да и не станет он нарушать данную давным-давно клятву ради того, чтобы получить желаемое. Нет, он не может так поступить, каким бы сильным ни было искушение.

А искушений его ждало еще очень и очень много. Как только они укроются в нынешнем пристанище Генриха, ее задачей станет обучать Дэвида всем премудростям. Она поможет ему взрастить в себе качества, которые ему понадобятся, если он действительно наденет на себя маску Эдуарда, принца дома Йорков, когда-то провозглашенного Эдуардом V. Такое близкое общение могло стать болезненной проверкой его решимости, и да помогут ему небеса не поддаться соблазну.

Прошлой ночью он чуть не овладел ею. Перед сном она сняла покрывало, и он увидел ее волосы. Толстая коса мерцала, как переплетенные шелковые ленты, а выбившиеся из нее завитки вспыхивали искорками при каждом ее вздохе.

Он мысленно перенесся в тот летний день, когда они бегали по густой луговой траве под Бресфордом. Она споткнулась и упала, он рухнул на землю рядом с ней, и они зашлись счастливым и глупым смехом, свойственным только юным. Узел ее полотняного убора ослабел, и ее волосы сбежали из заключения. Она села, наклонилась над ним, лежащим на спине среди клевера, маргариток и других полевых цветов. Ее великолепные локоны окружили его шелковистым занавесом. Солнечный свет, пробивающийся сквозь них, пускал крошечные радуги по светящимся косам, и они сияли десятком ярких оттенков вместо обычного каштанового — золотыми, и красновато-коричневыми, и темно-рыжими, и нежными кораллово-коричневыми, цвета буковых листьев осенью. От волшебства момента у него перехватило дыхание, и все его естество охватил священный ужас. Он до сих пор ощущал очарование того момента.

— Ты слушаешь меня, сэр Дэвид?

— Да, сир. — Это не была стопроцентная ложь.

— Ну так что же?

Дэвид откашлялся перед тем, как ответить.

— Я должен присоединиться к вашему предполагаемому охотничьему отряду и, по сути, удалиться в замок, который на сегодняшний день является вашим оплотом. Следующие несколько недель меня будут обучать правилам поведения, манерам и формам обращения, которые будущий монарх должен знать с рождения. Меня снабдят всем необходимым для успешного выполнения моей роли, а также небольшим вооруженным отрядом.

— Вместе с твоими собственными людьми это воинское подразделение станет ядром армии, которую ты соберешь вокруг себя, — согласно кивнул Генрих. — После того как их обучат в соответствии с твоими требованиями, они смогут стать прекрасной демонстрацией силы, когда ты начнешь появляться в сельской местности, — таким образом создастся впечатление, что под твои знамена стекаются люди. Да, кстати, о знамени. Полагаю, для него изображение феникса, символа возрождения из пепла, будет вполне подходящим, с учетом давних слухов о смерти принца.

— Прошу прощения, сир, но у меня уже есть символ.

— Мы знаем. Корона из терновника или еще какой растительности. Это вряд ли подойдет для нашего предприятия.

— Корона есть корона, — с неожиданным упрямством возразил Дэвид. — Я сам ее придумал и сам нарисовал. Она хорошо мне послужила. Я не хотел бы отказываться от нее.

— Если ты хочешь, чтобы тебя приняли как принца Эдуарда, сына Эдуарда IV, тебе придется продемонстрировать что-нибудь более воинственное. Возможно, даже золотых львов Плантагенетов.

Дэвид остановился, подбоченился и повернулся лицом к Генриху.

— Это почему же? Я проявил себя на поле брани должным образом, будучи уже достаточно взрослым. Так что я хотел бы выбрать что-то свое, личное, даже если бы я и вправду был Эдуардом.

Генрих долго неодобрительно смотрел на него. Наконец он спросил:

— Это для тебя очень важно?

— Очень, — решительно и с едва сдерживаемым волнением признался Дэвид.

Знак на штандарте символизировал корону, возложенную на него в тот самый жаркий летний день, в поле, когда он лежал на спине, пристроив голову на коленях Маргариты. Он смотрел, как она делала ту корону из клевера, сосредоточенно хмуря брови, а в ее карих глазах светилась вся нежность мира, и его сердце пронзила боль безнадежной тоски, у которой, казалось, не было ни начала, ни конца.

Она водрузила корону ему на голову — небрежно, криво, — и он почувствовал себя настоящим монархом. Он до сих пор возил остатки того пожухлого венка из клевера, завернув их в пергамент и шелк, в кошеле, засунутом в один из запасных сапог для пущей сохранности.

Как давно это было, как давно…

Король наклонил голову.

— Ты можешь сражаться под своим штандартом, если настаиваешь, но у тебя должен быть и второй — со львами Плантагенетов. И когда ты станешь собирать людей под свои знамена, поднимай оба.

— Как прикажете.

Генрих был слишком мудрым человеком, чтобы демонстрировать удовлетворение. Снова двинувшись вперед, он продолжил давать инструкции, которые считал обязательными к исполнению для успеха их предприятия.

Дэвид снова остановился.

— Хотел бы отметить, сир, что у меня есть вполне сносное оправдание любым ошибкам в манерах или воспоминаниях. Если вы настаиваете на том, что Эдуард отсутствовал в Англии долгие годы ради собственной безопасности, то вполне естественно, что он о многом позабыл, включая и то, что касается родственных связей семейства Плантагенетов. И вот что хочу отметить: я знаком с несколькими принцами; поведение большинства из них вряд ли можно считать королевским.

— Но ведь они не собираются заявлять о своих правах на престол, полагаю, — возразил Генрих. — Тебя будут судить все, и знакомые, и незнакомые люди. Иначе и быть не может. И потому детали, которые могут выдать тебя, лучше прояснить заранее, чтобы не делать промахов, уже когда ты появишься на людях.