Соблазненный обольститель - Изобел Карр Страница 15

Улыбка мадам де Корбевиль стала шире, и у Филиппа перехватило дыхание. Эта женщина была красива до безумия, а дьявольский огонек в глазах придавал ей особое, пьянящее очарование. Филипп сознавал, что одержим ею, но не мог совладать с темной звериной страстью, с исступленным желанием, которое пробуждала в нем она. Это головокружительное чувство напоминало падение в бездну.

– Кажется, вашей дочери удалось прибрать к рукам моего братца?

Филипп кивнул. Ровный гул разговоров растекался по залу. Возможно, среди публики и затерялось несколько истинных театралов – ценителей искусства, пришедших сюда ради спектакля, но большинство явилось показать себя и поглядеть на других. Подлинное представление разыгрывалось не на сцене, а в партере и в ложах.

Шум голосов слегка ослабел, когда звуки оркестра возвестили о неизбежном появлении на сцене актеров. Однако графиня не потрудилась повернуть голову. Она продолжала смотреть на Филиппа огромными темными глазами, которые, казалось, с легкостью читали в его душе. Так кошка лениво раздумывает, позволить ли себя погладить или выпустить коготки.

Филипп с трудом заставил себя посмотреть на сцену, желая всем сердцем оказаться наедине с графиней вдали от любопытных глаз. Слева от него сидели лорд и леди Моубрей, а позади Генри Карлоу, склонившись над оркестровой ямой, беседовал со знакомыми, занимавшими соседнюю ложу, но Филипп едва замечал их. Они казались ему лишь декорациями, не более живыми, чем разрисованный задник, перед которым выступали актеры.

Отец мадам де Корбевиль как-то обмолвился, что собирается на лекцию в Британский музей в сопровождении дочери, и хотя Филипп не хотел идти, в условленный час он, сам того не желая, оказался в зале музея, слушая вполуха лекцию об искусственном охлаждении воздуха и виновато поглядывая на будущую золовку своей дочери, словно мальчишка-подмастерье, мечтающий о прекрасной молочнице.

С того дня каждое утро на рассвете он отправлялся на верховую прогулку в надежде увидеть графиню, а заметив, как она входит в кондитерскую Негри, бросился со всех ног вниз по улице. Иногда, предаваясь мечтам, он представлял себе ее улыбку. Но сны его были полны ею. Обнаженная, распаленная страстью, словно Лилит в Эдеме, она извивалась всем телом, оседлав его бедра.

Филипп потерял жену, когда Ливи едва научилась ходить, и хотя, разумеется, он не давал обета целомудрия, в последующие годы его нечастые любовные связи всегда бывали мимолетны, а любовницы проявляли крайнюю осторожность, боясь огласки не меньше его самого. Маргарет, графиня де Корбевиль, напротив, имела репутацию женщины, которую осмотрительность заботит меньше всего на свете.

Густой туман, похожий на мглу, временами окутывающую вересковые пустоши в Холиншеде, опустился на Лондон перед рассветом. Во влажном воздухе стоял удушливый запах угля и морской воды. Ливи показалось, что она тонет. Сделав глубокий вдох, она сжала поводья непослушными пальцами. Кожаные перчатки сгибались с трудом. Обычно, согретые теплом рук, они мягко обтягивали пальцы, но теперь задубели от холода и стали жесткими, как грубые рукавицы.

– Вы не хотите вернуться домой? – натянув поводья, спросил Девир, пытливо глядя на нее темными глазами. – Вам вовсе не обязательно потворствовать нам с Марго в нашем безумии.

Ливи покачала головой. Лошадь нетерпеливо гарцевала под ней, готовая пуститься вскачь. Девир с сестрой пригласили Оливию проехаться вместе верхом по парку, прежде чем отправиться спать. Ливи собиралась было отказаться, как вдруг отец неожиданно принял приглашение. Из его слов стало ясно, что он уже встречался на верховых прогулках с графиней и ее братом. Обычно Ливи не обращала внимания, когда приходит и уходит отец, не слишком интересуясь, как он проводит время, но на этот раз она не могла не заметить, что происходит нечто весьма необычное, во всяком случае, для него.

– Я нахожу любопытной эту вашу традицию, – вполне искренне призналась Ливи. – Вдобавок Тритон застоялся в конюшне и бесится от скуки всю неделю. Если не дать ему немного свободы, он снесет денник.

Девир рассмеялся теплым, манящим смехом. Ливи посмотрела на него искоса сквозь пелену тумана. Их разделяло лишь несколько шагов, но силуэт всадника слегка расплывался и дрожал. Ливи с легкостью могла бы вообразить Девира джинном, явившимся, чтобы ее похитить. Эта фантазия показалась ей настолько соблазнительной, что Оливия невольно встревожилась.

Ее влекло к Девиру. Каждое его прикосновение заставляло ее пылать от желания. Будь она вдовой, живущей в собственном доме, возможно, она уже затащила бы его к себе в постель. Признавшись себе в этом, Ливи испытала унижение. Нет, это невозможно, немыслимо.

Мерный цокот подков по булыжнику напомнил ей, что рядом ее отец и сестра Девира. Ливи прислушалась к их негромким голосам. До нее долетали лишь обрывки разговора, отдельные слова, фразы, хрипловатый смех графини.

Ливи вдруг ощутила укол ревности. Возможно, сестра Девира уже стала любовницей лорда Арлингтона? Разве справедливо, что графиня пользуется безграничной свободой, когда сама Оливия чувствует себя пленницей? Многие женщины, подобно мадам де Корбевиль, вольны жить в свое удовольствие. Взять, к примеру, леди Моссикер – Ливи вспомнила признание Девира.

Похоже, половина великосветских дам, не стесняясь, заводит себе любовников, и если они ведут себя осмотрительно, а их мужья снисходительно закрывают глаза на неверность жен, жизнь идет своим чередом, и в глазах света леди остаются чисты, словно монахини. Какая несправедливость! Ливи почувствовала, как грудь обожгло болью, будто внутри вспыхнули пламенем тлеющие угли.

Подъехав к началу Роттен-Роу [5], Ливи оглянулась через плечо. Отец с графиней ехали бок о бок, точно их лошади шли в одной упряжке. Колено графа утопало в складках юбки элегантной амазонки мадам де Корбевиль, что придавало их беседе какую-то особую интимность, красноречиво говоря о близости и дружеской непринужденности, и это обеспокоило Оливию куда больше, чем подозрение, что у отца, как у всякого другого мужчины, возможно, есть любовница.

Здесь, в парке, туман немного рассеялся и казался не таким плотным, как на улицах, среди домов. Хотя, может быть, его разогнали первые лучи солнца, поднимавшегося все выше в дрожащей белесой дымке. Как и следовало ожидать, на посыпанной песком дорожке не было ни души. Лишь однажды из-за деревьев выскочила лиса, но, заметив всадников, мгновенно исчезла, мелькнув огненно-рыжим пятном.

– Может, дерзнем перейти на галоп? – предложил Девир. Его гнедой жеребец вскинул голову, нетерпеливо перебирая ногами.

Ливи в ответ тронула рукояткой хлыста плечо Тритона и пришпорила его каблуками. Мерин полетел стрелой, легкий как ветер, воплощение горделивой силы, живое чудо, сотворенное из мышц и костей. Быстрая езда и холодный влажный воздух прогнали мрачные мысли Оливии.

Девир пробормотал проклятие, оторопело глядя ей вслед. Его изумленный возглас донесся до нее сквозь туман. Ливи усмехнулась, живо представив себе его вытянувшееся лицо. Она никогда не обладала особым талантом к танцам, на фортепьяно играла весьма посредственно, а ее рукоделие не отличалось изяществом, однако ездить верхом она умела превосходно.