Сабрина - Барбара Делински Страница 15

Поднявшись на ноги, он принялся расхаживать по камере. Подходил к зарешеченной двери, касался рукой ее железных прутьев, потом поворачивался на сто восемьдесят градусов, шел до противоположной от двери стены, потом опять делал поворот и возвращался к двери.

Сабрина, отвечая на вопрос, зачем она приехала, сказала ему правду. Уверенность в этом крепла в нем с каждым новым проходом по камере. Эта женщина нуждалась в тепле, душевном покое и утешении. Теперь это было ему ясно, как никогда. В тот день, когда они познакомились, между ними возникла тонкая, но вполне осязаемая душевая связь. Неизвестно только, до какой степени Сабрина отдавала себе в этом отчет. Дерек, однако, не сомневался, что так или иначе, но она об этом догадывалась. Очень может быть, что именно эта незримая нить, связавшая их обоих, подобно путеводной нити Ариадны привела Сабрину к нему.

Впрочем, как бы ни были ценны сами по себе эти наблюдения, Дереку они успокоения не приносили.

Он все еще страстно ее желал.

Вот почему он чувствовал себя этой ночью особенно одиноко.

По этой же причине ему не хотелось, чтобы она вновь к нему приезжала.

Две недели спустя Дерек нарушил неписаное тюремное правило: «двое дерутся — третий не лезь», и это едва не стоило ему жизни. Когда он попытался растащить сцепившихся в душевой заключенных, один из дерущихся полоснул его бритвенным лезвием по горлу. Возьми тот парень на дюйм левее — и Дерек захлебнулся бы собственной кровью.

По счастью, он отделался глубоким, но неопасным для здоровья порезом. Ему зашили рану, после чего препроводили из лазарета в камеру. Порез болел и не давал ему уснуть. Промучившись большую часть ночи без сна, Дерек поднялся с постели, достал листок бумаги и набросал при скудном освещении несколько слов. Утром он вложил записку в конверт и опустил в почтовый ящик для заключенных.

Сабрина чувствовала себя ужасно. Она заразилась гриппом, три дня провела в кровати, но болезнь не проходила. Стоило ей только спустить ноги с постели, как ее охватывала такая слабость, что начинала кружиться голова. А еще ее тошнило и попеременно бросало то в жар, то в холод.

Заботиться о Ники она была не в состоянии. Правда, сменить ему подгузники ей все-таки удалось, но потом колени у нее подогнулись, и она рухнула на постель, увлекая малыша за собой. Ребенок расплакался. Сабрина некоторое время лежала, собираясь с силами, после чего снова поднялась на ноги — на этот раз для того, чтобы его накормить. Запах пищи вызвал у нее сильнейший приступ рвоты, после которого она вновь была вынуждена прилечь. Сын продолжал плакать, но Сабрина не двигалась: ей не хватало сил даже для того, чтобы покачать его и утешить.

Миссис Хоскинс ни во что не вмешивалась и занималась своими делами. Она всегда была такая: скромная и ненавязчивая. Когда Сабрина выходила замуж за Николаса, эта черта в характере домоправительницы ей даже нравилась. Но время шло, и Сабрина уяснила себе, что услуги миссис Хоскинс столь же скромны и ненавязчивы, как и она сама. Конечно, кое-какую работу по дому она делала, и вполне исправно, но ждать от нее помощи по уходу за ребенком не приходилось. Сабрине оставалось только удивляться этой женщине, которая, зная о том, что ее хозяйка больна и без сил лежит на постели, даже не попыталась предложить ей свои услуги.

Сабрина же ни просить, ни приказывать не могла. Во-первых, это было не в ее стиле, а во-вторых, она не хотела, чтобы миссис Хоскинс слышала ее жалобные призывы о помощи — против этого восставала ее гордость.

Первый день болезни ее поддерживала уверенность в том, что скоро ей станет лучше. Но настало утро, а желанное облегчение все не наступало. Тогда даже Николас вынужден был признать, что ей нужна помощница, и взял в дом приходящую служанку по имени Дорен, которая была доброй и услужливой, хотя расторопностью и не отличалась.

На большее Сабрина и не рассчитывала. Это была хоть какая-то реальная помощь. Хотя Николас, пока она болела, приносил ей цветы и конфеты, а иногда входил к ней в комнату с чашкой чая на подносе, без всего этого жить было можно. Куда хуже было другое: муж так и не догадался взять на работе свободный день, чтобы помочь ей ухаживать за сыном. То ли он просто об этом не подумал, то ли не захотел — Ники мог вывести из себя и святого, а Николас святым отнюдь не был.

По мнению Сабрины, ему даже обыкновенной человеческой гуманности не хватало. На четвертый день ее болезни он вошел к ней в комнату, плюхнулся в кресло и, развязывая шнурки на ботинках, стал жаловаться:

— Обед не готов! Нет, ты подумай только — мне через час играть в теннис, а поесть нечего! Миссис Хоскинс говорит, что на кухне безраздельно царит Дорен.

— Она готовит еду для Ники, — слабым голосом произнесла Сабрина, на миг отрывая голову от подушки.

Сняв ботинок и отшвырнув его в сторону, Николас недовольным голосом сказал:

— Когда Ники кормила ты, задержек с обедом не было. Не понимаю, в чем тут проблема? Неужели для того, чтобы приготовить еду для трехлетнего мальчугана, необходимо прилагать столько усилий?

Второй ботинок пролетел по комнате и упал на ковер. Потом Николас поднялся с кресла и стал расстегивать брюки. Сабрина закуталась в одеяло до самой шеи: ее по-прежнему сильно знобило.

— Ты ведь знаешь, что еду для Ники приходится пропускать через мясорубку, протирать через сито или нарезать на крохотные кусочки.

— Ты его избаловала! Хватит уже кормить его всякими пюре.

— Если пища будет грубой, он станет давиться.

— Захочет есть — съест, как миленький.

Сабрина промолчала. Казалось, каждое ее слово вызывало у мужа раздражение.

— Если бы ты не лежала тут пластом, в доме все было бы в порядке. Ты долго еще собираешься болеть?

Сабрина в изумлении на него посмотрела.

— Люди часто болеют гриппом, — продолжал гнуть свое Николас. — День или два, но потом снова приходят в норму. Ты же лежишь в постели уже четверо суток. Каникулы решила себе устроить, что ли?

— Ты с ума сошел, — едва слышно проговорила Сабрина.

— Это у тебя проблемы с головой. Тебе не кажется, что твой так называемый грипп — заболевание скорее психосоматическое, чем инфекционное?

— Замолчи, Ник, прошу тебя.

— Нет, я серьезно, — сказал Николас. Раздевшись до трусов, он стоял перед ней, положив руки на бедра. — Ясно же как день, что Ники тебя утомил. У тебя с ним с самого начала были трудности. А чтобы отдохнуть от забот, самое лучшее — немного поболеть.

Сабрина продолжала разглядывать мужа, как если бы видела его впервые в жизни. Николас был чрезвычайно привлекательным мужчиной — чуть выше среднего роста и прекрасйо сложен, а черты его лица несли на себе отпечаток аристократизма, что было неудивительно, поскольку среди предков Николаса числились два маркиза и герцог. Его кожа была покрыта здоровым, ровным загаром, а седина в каштановых волосах придавала его облику еще больше импозантности и, как ни странно, его не старила, поскольку он выглядел значительно моложе своих сорока трех лет. Кроме того, он прекрасно умел себя держать и всегда имел чрезвычайно уверенный вид — даже сейчас, стоя перед ней в одних трусах.