Единственное решение - Миллисент Лэмб Страница 15

8

— Наконец-то одни! — с облегчением выдохнул Дастин. — Знаешь, я почти до последнего момента сомневался, что у нас получится удрать из Бирмингема.

Грейс поставила свою дорожную сумку и огляделась. Дастин позаимствовал этот небольшой домик в живописном месте у подножия Пеннинских гор у своего приятеля. Здесь не было телефона, что в данном случае являлось для них преимуществом.

— Я тебя понимаю, — сказала Грейс. — И никто не знает, что мы здесь.

Дастин выложил на обеденный стол пакеты с провизией.

— Тебе легко было освободить пятницу?

Грейс колебалась. Она не сказала Дастину о звонке Рони, потому что ей трудно было об этом говорить.

— Да. А тебе?

— То же самое. — Дастин убрал в старенький холодильник продукты. — Итак, с чего бы ты хотела начать наше пребывание здесь?

Грейс невольно взглянула на дверь, ведущую в спальню. Она уже побывала там и обнаружила единственную роскошную вещь во всем доме — широкую кровать, покрытую мягким пледом и кучей разноцветных подушек.

— Пора, да? — сказал Дастин, когда их глаза встретились.

— Да, — мягко ответила Грейс, — давно пора.

Но он должен был выяснить еще один вопрос.

— Грейс, ты действительно этого хочешь? У нас с тобой было столько недоразумений, и я подумал, что ты, возможно, сожалеешь о том, что…

— Шшш. — Она закрыла ему рот ладонью. — Все это мы уже обсуждали. Правильно я тебе тогда сказала: вы, адвокаты, больше говорите, чем делаете. — Она обхватила его руками за шею. — Давай забудем обо всех этих «если» и «может быть» и займемся тем, ради чего приехали сюда.

Сквозь опущенные занавески в спальню проникали тонкие солнечные лучи, высвечивая то женскую руку, то крепкое мужское плечо.

Вначале их движения были медленными и робкими. Дастин помог Грейс раздеться, он делал это не спеша, наслаждаясь каждым кусочком ее тела. Затем они поменялись ролями, и уже Грейс снимала с него одежду, нежно касаясь его тела.

Когда они уже лежали в постели и их тела были сплетены в жаркий клубок, Дастин не мог вспомнить, почему боялся, что не сможет удовлетворить Грейс. У него еще не было женщины, которая отдавалась бы ему телом и душой с такой откровенной чувственностью. Ему казалось, что не осталось ни одного места, которое она не поцеловала бы. Ее щедрые ласки доводили его до изнеможения, заставляя забыть обо всем, кроме нежных прикосновений и сладкого вкуса ее губ. Он тоже не уступал ей в пылкости чувств, непрерывно целуя ее и проникая языком в интимные уголки ее тела. Ему было важно, чтобы Грейс почувствовала, как сильно он хочет ее.

Здесь им никто не мешал, и они любили друг друга нежно и страстно, испытывая взаимную радость и восторг. И когда Дастин наконец вошел в нее, он испытал ощущение такого комфорта, словно вернулся домой.

Нет, это было более сильное чувство; Дастин боялся сделать малейшее движение, которое могло разрушить это невероятное ощущение полнейшего счастья. В объятиях Грейс он чувствовал себя по-настоящему любимым и желанным.

Он начал двигаться в ней, когда уже не мог сдерживать бушующий внутри него огонь. Он внимательно следил за лицом Грейс, и, когда она сдавленно выкрикнула его имя и начала конвульсивно содрогаться, Дастин позволил себе разрядиться.

— Тебе понравилось? — поддразнивая его, спросила Грейс сонным голосом.

Дастин только что восстановил дыхание после очередного головокружительного взрыва страсти. Если они будут продолжать в том же темпе, к воскресному вечеру он превратится в труп. В восторженный труп.

— Ты разве не почувствовала? — Он провел пальцами по руке Грейс. — Если бы это было хотя бы на йоту лучше, я бы умер и вознесся на небеса. А как ты?

Грейс поняла, что Дастин задал этот вопрос не из праздного любопытства, но тем не менее ответила с юмором:

— А я умерла и попала в рай. Разве ты не заметил, что у меня выросли крылья?

— Крылья? — Дастин с удовольствием провел ладонью по ее лопаткам. — Не вижу никаких крыльев.

— Они оторвались, когда ты тащил меня обратно на землю.

— Я тащил тебя? А мне показалось, что это ты хваталась за меня.

— Поймали с поличным, — притворно раскаялась Грейс. — Придется снова отдать себя на милость суда.

Дастин сделал суровое лицо и крепко прижал ее к себе.

— Мисс Мортон, поскольку это ваше второе преступление, мне придется обойтись с вами более строго. Я приговариваю вас…

Внезапно Грейс перевернулась и легла на него.

— К чему?

— Гм! Леди, что вы себе позволяете?

Трудно сохранять вид строгого судьи, когда на тебе лежит обнаженная нимфа!

— Отдаю себя на вашу милость, — пропищала Грейс.

— То, на чем вы лежите, мисс, называется иначе.

— О, надеюсь, это тоже сойдет, а?

— Да, — выдохнул Дастин, чувствуя, что опять возбуждается, — еще как сойдет!

Но они не могли оставаться в постели все время. Вдоволь насытившись друг другом, они решили прогуляться. День был чудесным, в лесу чирикали птицы, холмы радовали разноцветьем полевых цветов.

— Это напоминает мне бабушкин дом, — сказала Грейс. — Каждую весну ее участок покрывался пестрым ковром из лютиков, ромашек, незабудок.

— У меня такое впечатление, что ты выросла не в Бирмингеме, — с любопытством взглянув на нее, сказал Дастин.

Грейс разглядывала витрину антикварного магазина.

— Я росла в основном в частных школах. Родители были заняты своей карьерой, поэтому так было удобнее.

Он почувствовал, что Грейс что-то недоговаривает, и осторожно спросил:

— Удобный для кого? Для них или для тебя?

— Моя мать археолог и почти безвылазно торчит на раскопках в разных уголках мира. А отец пианист, постоянно ездит с концертами по всему миру.

Дастин обдумал эту информацию.

— Похоже, они редко бывали дома, — заметил он.

— Да. Но и я там почти не жила.

Она смахнула волосы с лица и встретилась с ним взглядом.

— А каникулы? Они когда-нибудь брали тебя с собой?

— О нет. Что делать ребенку, к примеру, в Америке или на раскопках? Я оставалась с бабушкой Кетти.

Дастин мог придумать массу интересных занятий для ребенка на раскопках и уже тем более в Америке. А он-то всегда считал, что был обделен в детстве, но его мать, вынужденная зарабатывать на жизнь тяжелым трудом, все-таки держала его при себе. И, хотя она была далека от идеала матери, Дастин всегда чувствовал, что нужен ей. Поэтому он очень горевал, когда она умерла.