Цветок в пыли. Месть и закон - Владимир Яцкевич Страница 15

— Счастья тебе, Махеш! — крикнул кто-то.

Он улыбнулся приветствовавшему его человеку. Ах, как хорошо знала Мина эту улыбку! Сколько раз вот так улыбался ей любимый, а теперь он будет принадлежать другой. А у нее остались лишь позор и горе.

Внезапно она почувствовала, что ноги отказываются подчиняться ей, и опустилась на землю. Проходившая мимо женщина остановилась и спросила обеспокоенно:

— Что случилось, дочка? Тебе плохо?

— Нет, — ответила Мина, а слезы катились по ее лицу.

Женщина хотела помочь, но девушка, отказавшись от помощи, поднялась и побежала за процессией, которая уже покидала площадь.

Улица, на которую перетекла свадьба, была просторна и светла. Музыканты играли, не переставая, из больших нарядных домов выходили люди и приветствовали жениха.

Впереди Мина увидела большой двор, празднично украшенный цветами и залитый ярким светом. Туда и направлялась процессия.

Мина не осмелилась войти во двор вслед за всеми и остановилась у ворот.

Махеш сошел с лошади. Невеста уже ждала его. Молодые приветствовали родителей и многочисленных гостей, благодарили всех за внимание и любовь, после чего опустились перед небольшим ритуальным костром, разложенным прямо посреди двора. Гости расположились полукругом, почти закрывая молодых от столпившихся в воротах любопытствующих. Огонь костра поднимался вверх, потоки теплого воздуха колебали нарядные гирлянды цветов, подвешенные к деревьям.

Распорядитель свадьбы сидел рядом с молодыми, по правую руку от жениха, и бросал в огонь благовония, отчего от костра шел терпкий аромат особых, свадебных трав.

Когда костер разгорелся и брахман прочитал священные мантры, Махеш поднялся с земли, помог подняться невесте, и они вдвоем пошли вокруг костра: жених впереди, а невеста следом за ним, опустив голову и смиренно сложив руки, как того требовал обычай. Конец ее головного платка был привязан к поясу куртки будущего мужа. Оба они были без обуви и шли, медленно переставляя ноги, словно пританцовывая. Играла музыка, гости молча и умиленно смотрели на молодых.

Потом все стали бросать на жениха и его невесту лепестки роз. Лепестки казались благоухающими каплями дождя, посыпавшимися с ночного неба. Махеш остановился и повернулся к невесте. Он взял в руки большую гирлянду цветов и надел ее на шею девушке. То же самое проделала и невеста.

«Я усыплю твой путь лепестками роз», — вспомнила Мина строчку из старинной свадебной песни.

Тем временем молодые, сопровождаемые подругами невесты, направились в дом. Махеш был спокоен и, кажется, счастлив. Он склонял к своей юной жене голову и что-то шептал ей. Это были слова любви. Слова, которые прежде он шептал Мине.

Воспользовавшись неразберихой, она вошла во двор, чтобы лучше видеть происходящее. Никто не обращал на нее никакого внимания. Наконец подруги невесты покинули молодых, и Махеш остался вдвоем с женой в огромном зале, залитом ярким светом. Музыканты играли на улице. В дом музыка, наверное, тоже проникала, но вряд ли ее сейчас слышали молодые, ослепленные любовью и ожиданием счастья.

Махеш взял свою жену за руку и поднялся с кушетки, на которой они сидели. Вдвоем они направились вверх по лестнице, увитой светящимися гирляндами. Рай Сахеб потрудился на славу, украшая свой дом к торжеству. Там, наверху, находились спальные покои, в которых молодым предстояло провести их первую брачную ночь. Мина, не выдержав, бросилась внутрь дома.

Махеш шел по залитой огнями лестнице, глядя влюбленными глазами на жену. Впереди у негр было целая жизнь, полная любви и счастья. Мина хотела окликнуть его, но не смогла, хотела застонать от горя, но ни звука не вырвалось из ее груди. Ничего уже нельзя было поправить. Все рухнуло, и бесполезно было пытаться что-то изменить. Оставалось только молча и скорбно нести свой крест.

Не вынеся этого зрелища, она разрыдалась и выбежала из дома. Никого уже не было во дворе, кроме слуг. Мина вышла на улицу и направилась к площади, не видя дороги, и слезы заливали ее лицо.

В домах гасли огни, на улице прохожих почти не осталось. С площади, куда вышла Мина, исчезли торговцы и поздние покупатели. Только у одной из лавок спорили два человека.

— Так нельзя! — донеслось до Мины.

— Не нам решать! — возражал второй спорщик.

— Нет, нам! — не унимался первый. — Тот, кто попирает обычаи, достоин смерти.

Мина вздрогнула, испуганно оглянулась и прибавила шаг. Эти люди спорили о чем-то своем, но их последняя фраза относилась и к ней. Это она согрешила, нарушив принятые у людей законы, она презрела обычаи, и вот теперь наступает расплата. Позор! Позор! Она достойна смерти!

Прибежав на вокзал, Мина обнаружила, что ее поезд отправляется через четверть часа. Она купила билет и в вагоне села в самом углу, подальше от людей. Она не имела права быть со всеми вместе, была недостойна этого.

Поезд тронулся. Проплыли за окном станционные огни. Свет в домах уже не горел, город спал. В этом городе оставался Махеш. Теперь она не могла сказать «ее Махеш» — он принадлежал другой.

Чужой Махеш, чужой город, чужие люди вокруг. Она уронила голову на руки и зарыдала. Никого не было рядом, и она могла поплакать вволю.

Прошел по вагону проводник. Мина сделала вид, что спит. Ей не хотелось сейчас ни с кем разговаривать.

Поезд уже покинул пределы города, за окном чернела ночь, и только звезды на небе печально смотрели на землю.

Мина в полузабытьи пробыла всю дорогу, и только когда за окном забрезжал рассвет, вскинула голову. Оказывается, она уже подъезжает к родному городу, к дому, который покинула совсем недавно, преисполненная надежд, и вот теперь возвращается, обманутая и отвергнутая.

В доме было темно и тихо. Мина остановилась в воротах и посмотрела на темные окна, не в силах сделать следующий шаг и войти во двор. Здесь, в этом доме, должен раскрыться ее позор, пусть не сегодня, но уже очень скоро, и она не осмеливалась позвонить в дверь.

Гасли последние звезды. Небо посерело, обещая наступление близкого дня. Решившись, девушка, измученная переживаниями последних суток и бессонной ночью, проведенной в поезде, несмело подошла к двери дома. На ее звонок долго никто не отзывался, потом щелкнула задвижка и дверь открылась. На пороге, кутаясь в платок, стояла няня Гангу.

— Ты вернулась? — удивилась няня. — Ночью?

Мина стояла на пороге, не отвечая и глядя невидящими глазами куда-то мимо няни.

— Что же ты стоишь? — ласково спросила женщина, с тревогой всматриваясь в лицо Мины. — Проходи, девочка моя. Давай твой чемодан.

Она заперла дверь и прошла вслед за девушкой в ее комнату.

— Что, свадьба не состоялась? — В ее глазах таилась тревога. — Мина! Ты ведь ездила на свадьбу подруги? — сказала она то ли вопросительно, то ли утверждающе.