В любви и на войне - Лиз Тренау Страница 16

Между руин они заметили множество мужчин, некоторые вытаскивали из-под обломков деревянные балки и доски и аккуратно складывали их в ряд, сортируя по длине и толщине. Другие собирали и укладывали в стопки целые кирпичи и черепицу, а еще одна группа подальше, похоже, спасала уцелевшие железные ворота и заборы. Задача перед ними стояла поистине сверхсложная – из этих груд обломков восстановить нормальные постройки.

– А где их семьи?

– Они устраивались как могли в деревнях за линией фронта. Кто жил у родственников, кто снимал жилье у чужих людей, кто арендовал сараи или амбары, если удавалось их найти. Теперь, чтобы приступить к работе, они строят себе временное жилье. – Майор указал вдаль, где еще какие-то люди сооружали из досок, бревен и гофрированного железа какие-то временные лачуги.

– Бедняги. Представь, каково это – так жить, – заметила Элис. – Я даже предположить такого не могла.

Они покинули деревню. Дорога стала хуже, автобус все чаще притормаживал, чтобы объехать выбоины. Деревья исчезли из поля зрения, и вместо них где-то вдали стояли только безжизненные почерневшие высокие пни, как восклицательные знаки. Не было больше четких границ вдоль оросительных каналов, на полях не было видно мирно пасущихся черно-белых коров. Руби дрожала, стараясь смириться с картиной опустошения, которая предстала перед ее взором. Они подъезжали к тем местам, где проходили бои, где гибли люди.

Пейзаж был бесплодным, мрачным, каким-то монохромным, коричнево-серым, единственной отрадой были редкие куртины полевых цветов, отважно пробивавшихся на голой земле: желтые одуванчики и лютики, розовый кукушкин цвет и ярко-красные маки.

Элис толкнула ее в бок.

– Ты читала это стихотворение о маках? – спросила она.

Хотя Руби не могла припомнить точно строчки этого стиха, но она слышала, как люди на работе говорили, что именно это произведение одного из канадских солдат натолкнуло кого-то на идею предложить мак как символ памяти.

Элис стала декламировать:

Поля во Фландрии… Здесь маки шелестят Между крестами, что за рядом ряд…

(Руби почувствовала, как горло сжалось от внезапного спазма.)

…Обозначая наше место средь полей, Где птицы храбро славят павших сыновей.

Она всхлипнула, нащупывая носовой платок в сумочке.

– Прости, я не хотела тебя расстраивать, – прошептала Элис. – Я такая глупая.

– Да ничего, – ответила Руби, – просто те жаворонки… так смело поют…

– Наверное, ты потеряла кого-то очень близкого? – спросила Элис.

– Пожалуйста, я не могу… Только не здесь, – Руби нервно сглотнула. Она не думала, что все жаждут услышать ее «историю», и перспектива рассказывать ее пугала девушку: это означало бы, что придется приподнять маску, вскрыть кокон, которым она обмотала себя, чтобы защититься от боли.

Пока они тряслись по разбитым дорогам, майор изо всех сил старался описать сложную схему сражений, которые проходили на этой узкой полоске земли, не более двадцати миль шириной. Они ехали мимо траншей, длинных глубоких рвов, которые змеились вдали, отделенные от вражеских окопов всего несколькими метрами «ничейной земли» – грязной полосы, изрытой заполненными водой воронками от взрывов снарядов. Невозможно было представить, что когда-то это были зеленые и плодородные поля.

Он рассказывал им о победах и поражениях, о том, как теряли и отвоевывали, и снова уступали противнику каждый участок земли. Он называл число погибших в каждой битве – всякий раз это были тысячи и тысячи жизней. Он передавал по салону карты с волнистыми линиями, тянущимися с севера на юг, их цвет обозначал условные линии фронта противника и союзных войск. Некоторые участки переходили из рук в руки почти каждые несколько месяцев.

Как ни старалась Руби внимательно слушать, она просто не могла усвоить всю эту информацию, незнакомые названия, невероятные потери, тоннаж снарядов, силу взрывов, мили и мили вырытых траншей и глубоких подземных тоннелей, неописуемый ужас от ядовитого газа.

Она полагала, что на войне одна сторона продвигается вперед, захватывая города и деревни, в то время как другая сторона отступает. Но здесь, во Фландрии, казалось, что обе стороны целые месяцы, даже годы просидели на корточках в окопах, поливали друг друга из ружей и орудий, выпускали ужасающий ядовитый газ и тайно проделывали тоннели под передовыми линиями друг друга, чтобы устраивать чудовищные взрывы. И все это продолжалось до самого конца, с малоощутимыми результатами, если не считать того, что тысячи и тысячи людей страдали и лишались жизней из-за нескольких ярдов приобретенной и вновь утраченной земли.

Какой в этом был смысл? Когда она умоляла Берти не записываться добровольцем, он сказал, что в этом видит свой долг. Но что это значило? Долг перед кем? Почему немцы хотели захватить Бельгию, и почему Британия так стремилась защитить эту маленькую страну? Зачем нужно было положить столько народу за эти несколько миль ничем не примечательной сельской местности? Если бы только она могла набраться храбрости, то спросила бы майора Уилсона его мнение. Он несколько раз повторял им, что приезд сюда поможет все понять, но пока она еще больше запуталась.

Прошло еще полчаса, прежде чем они наконец достигли окраины гораздо большего города – или того, что от него осталось, – с глубоким каналом и какими-то древними укреплениями. Майор назвал его «Вайперс», и Руби потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что это место описано в брошюре «Томаса Кука» как Ипр.

– Весь город взорвали, – вздохнула рядом с ней Элис.

Автобус медленно пробирался по улицам мимо разрушенных домов и остановился на широкой центральной площади, по краям которой виднелись руины уничтоженных общественных зданий, груды камней и щебня выглядели так, словно тут буйствовал какой-то неуклюжий великан. Руби прикрыла глаза, она просто не могла поверить в то, что видела. Даже разгромленные деревни, через которые они проезжали раньше, не могли подготовить ее – да и других тоже – к этому. Наверное, это и называется «лично удостовериться»: на примере физического уничтожения целого города собственными глазами убедиться в ужасающей разрушительной мощи войны?

– Когда-то это была центральная площадь Ипра, – рассказывал майор. – Она простояла шестьсот лет, со Средневековья. Но чертовым гуннам понадобилось пару месяцев, чтобы разнести ее. Они на самом деле так и не смогли войти в город, поэтому просто пустили его на воздух. Здесь раньше была Суконная палата Ипра, старинный рынок, где издавна торговали тканями. Вон там стоял городской собор, – указал он на другую руину, где смутно угадывалась лишь круглая арка. Высокие шаткие колонны из битого кирпича и камня вызывающе щерились в небо. Руби догадалась, что это, должно быть, останки колокольни, которая когда-то была высотой с Нориджский собор. Чуть дальше, с другой стороны бывшей центральной площади города, виднелся длинный ряд частично уцелевших арок.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить полную версию книги