Дневники Клеопатры. Восхождение царицы - Маргарет Джордж Страница 16

Я стала женщиной, и, помимо всего прочего, это означало возможность вступления в брак. То есть теперь меня могут выдать замуж за какого-нибудь чужеземного царя и отослать из Египта. Там пойдут дети, тревоги за них… А ведь я совсем недавно сама была ребенком и не успела по-настоящему почувствовать себя взрослой.

Это пугало меня больше всего: больше, чем незаконное правление моих сестер, больше, чем Рим, даже больше, чем смертоносная вода гавани. Природа сделала меня взрослой, а природу не уговоришь и не разубедишь.

Только Исида, моя добрая хранительница и мудрая наставница, могла меня понять. В первые дни после произошедшей во мне великой перемены я долгие часы проводила в храме у моря, глядя на статую богини.

Исида была воплощением этих тайн, совокупностью женского начала — женственности и материнства. Неудивительно, что женщины преклонялись перед той, в ком воплощалась сама их суть. Я могла лишь молить ее защитить меня в пугающем путешествии в страну взрослой жизни.

Отчасти, чтобы отогнать эти мысли, отчасти бунтуя против той роли, что мне (без моего согласия!) уготовила природа, я решила создать группу единомышленников — «общество Имхотепа», названное в честь легендарного врача и зодчего Древнего Египта. Членам общества предстояло заняться изучением египетского языка и старой письменности, а значит, у них должно быть главное: желание проникнуться духом давно ушедших предков и прислушаться к тому, что они шепчут нам из бездны былого.

На первых порах в общество захотели вступить многие мальчики и девочки, как соученики Мардиана, так и дети дворцовых служителей разного ранга. Возможно, поначалу их привлекло то, что во главе общества стояла царевна, но поскольку мы работали весьма и весьма усердно, со временем они отсеялись. Остались лишь те, кого искренне интересовало наше дело. Мы хотели научиться читать письмена на древних монументах.

Впрочем, соблазняло и то, что само существование общества следовало держать в тайне. Почему? Наверное, потому что дети — а я твердо вознамерилась не отказываться от собственного детства без борьбы — любят секреты, позволяющие им ощущать собственную значимость и смелость. Мы гордились тем, что сумели создать в переполненном соглядатаями дворце тайное общество, неведомое посторонним. И конечно же, предпочитали не думать о том, что наш секрет никто не раскрыл лишь по той причине, что другие тоже считали нас детьми, и наши дела не заслуживали их внимания. Даже мои сестры, подозрительные по натуре, привыкли относиться ко мне как к малолетней дурочке и ослабили бдительность.

И в течение последующих двух лет, пока мой отец оставался в изгнании, мы тайком рыскали вокруг Александрии, выискивали древние памятники, изучали старинные рукописи в нашей библиотеке и порой декламировали друг другу древнеегипетские стихи. Еще мы — чрезвычайно смело, как нам казалось, — заходили в еврейский квартал и рассматривали их синагогу, самую большую в мире. (Действительно ли все «самое большое в мире» находилось в Александрии? Во всяком случае, тогда я была в этом уверена.) Зал синагоги был так велик и вмещал столько народу, что люди в задних рядах не могли ни видеть, ни слышать происходящего впереди, и о ходе церемонии им давали знать с помощью сигналов специальные служители, находившиеся в середине зала.

В Александрии проживало весьма внушительное количество евреев. Поговаривали, что иудеев здесь больше, чем в Иерусалиме. Это всегда озадачивало меня: ведь великий вождь Моисей, согласно еврейскому преданию, вывел их предков из Египта, где они терпели муки и пребывали в рабстве. Исход из Египта иудеи праздновали как избавление. Почему же они вернулись сюда, да еще в таком множестве? В греческом переводе священной иудейской книги — выполненном здесь, в Александрии говорится, что бог евреев запретил им возвращаться обратно в Египет. Почему они ослушались?

Мы побывали на рыбалке в папирусовых болотах Мареотиса — огромного озера, расстилавшегося за городом со стороны, противоположной морю, и протянувшегося на много миль к западу. В другой раз мы получили разрешение посетить одно из мелких заведений бальзамировщиков, которые как мухи облепили снаружи западные стены города неподалеку от гробниц. Хотя египтяне уже не возводили столь величественных и искусных усыпальниц, как в прежние времена, состоятельные люди по-прежнему предпочитали, чтобы их тела бальзамировали. Греков традиционно кремировали, но погребальные — как и многие другие — обычаи разных народов у нас в Александрии перемешались, и многие чистокровные эллины выражали желание после смерти попасть на бальзамировочный стол Анубиса. В мастерских бальзамировщиков царило деловое оживление, и в тот день, когда мы отправились туда на экскурсию, внимания бойкого и добродушного владельца заведения дожидались три тела, отправившиеся на запад, в страну смерти.

— Если работать по правилам, как положено, на все уйдет семьдесят дней, — пояснил нам хозяин. — Сорок дней — на высушивание в соли, потом наложение пелен. Правда, теперь у нас в большинстве случаев все делается ускоренно. Нынче ведь люди спешат, торопятся неведомо куда. Особенно греки. Город задает такой темп жизни, что это сказывается и после смерти, когда спешить вроде бы и некуда.

Он показал нам несколько разновидностей гробов, многие из которых были покрыты иероглифами. Я преисполнилась гордости, когда поняла, что могу прочесть большую часть надписей.

О, мы еще много чем занимались: например, собирали славившиеся на весь мир александрийские мази и благовония. Такие, как желе на основе толченых листьев тополя, или ароматный состав из Мендеса под названием «египтянин», представлявший собой смесь бананового масла, мирры, камеди и кассия, или «метопин» из масла горького миндаля, кардамона, сладкого тростника из Генисарета и гальбана. Популярная мастика получалась при соединении лилейного масла с другими маслами и жирами. Мы изготавливали собственные составы, добавляя в жир истолченные розовые лепестки и несколько капель росы лотоса, но результат нас не устроил. Египетские благовония не имеют себе равных, но ингредиенты и пропорции каждого из них держатся в строжайшей тайне. Наблюдать за процессом приготовления нам не позволили ни в одной лавке.

Все эти действия подводили нас к самому главному, давно задуманному предприятию — посещению пирамид. Они находились недалеко от Мемфиса, где заканчивалась Дельта, и все рукава Нила соединялись воедино. Дорога туда из Александрии была долгая — несколько сотен римских миль вдоль одного из притоков Нила. Нам, конечно, следовало попросить разрешения отправиться в путь или, по крайней мере, кого-то уведомить. Однако ребяческое желание самостоятельности и стремление к приключениям таковы, что дети скорее умрут, чем признают свою слабость и попросят помощи и защиты у взрослых. Мысль о возможности в кои-то веки улизнуть от всех приводила меня в восторг.

Конечно, все равно было необходимо подготовить себе алиби. Дядя Мардиана — Небамун, дворцовый служитель невысокого ранга — неохотно согласился взять нас, но только потому, что хотел сам навестить родственников в Мемфисе.

Своему дворецкому (на самом деле он охранял меня) я сообщила, что собираюсь посмотреть на начавшийся разлив Нила, чей западный рукав находился милях в пятнадцати от города. Мой служитель счел это безопасным и не возражал. Остальные пятеро заговорщиков сообщили взрослым то же самое, и их также отпустили.