Влюблен и верен - Лейн Сорейя Страница 16

Даниэль взял меню.

— Стоит ли нам смотреть? — спросил он.

— Нет, — ответила Пенни, радуясь, что он сменил тему разговора. — Жгучие креветки в чесночном соусе для начала и лопатка ягненка, приготовленная на медленном огне, в качестве главного блюда.

Он закрыл меню и махнул официанту.

— Прекрасный выбор.

— И вино, — добавила Пенни, явно расслабившись. — Думаю, сегодня бутылка хорошего вина будет кстати.

Даниэль кивнул:

— Ты помнишь первый раз, когда мы пришли сюда? — он не мог удержаться от счастливых воспоминаний.

— Да, — ответила она, играя краем салфетки. — Я так нервничала, но ты победил меня, накормив вкусным ужином.

— Ты уверена, что все решила еда? — засмеялся Даниэль.

Она весело улыбнулась ему, как в былые времена.

— Хорошо, возможно, я выпила больше чем обычно.

Подошел официант и предложил выбрать бутылку красного вина.

— Если я правильно помню, когда мы ушли из ресторана, тебе, кажется, понравилось кое-что во мне.

Пенни задохнувшись от смущения, прикрыла рукой рот:

— Даниэль!

— Эй, ты помнишь еду, а я помню то, что случилось позже. Разве я виноват? — он пытался не смеяться, глядя на выражение ее лица.

Они сидели молча, глядя друг на друга, пока официант наполнял вином их бокалы. Они чувствовали себя так, словно стояли на распутье, не имея представления о том, куда может привести каждая из выбранных дорог.

Даниэль поднял бокал и ждал, пока Пенни сделает то же самое, чтобы сказать тост:

— За твой приезд!

— За то, что я дома.

Даниэль помнил каждую деталь их первого вечера здесь и до сих пор чувствовал существующую между ними связь. Разница заключалась лишь в том, что когда-то он мог взять Пенни за руку, а теперь был вынужден держаться на расстоянии.

И в который уже раз после возвращения Пенни домой он ощутил боль, понимая, что потерял право прикасаться к ней.

Пенни хотела бы рассердиться на Даниэля. Вчера он так обидел ее! Она думала, что будет ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Оказалось, все не так…

Как было бы чудесно просто отдыхать в его компании, наслаждаться ужином и болтать о Габи! В конце концов, что бы ни происходило между ними, их объединял ребенок, которого оба очень любили. Вот только говорить о Габи сегодня не входило в ее планы.

Чего она действительно хотела сейчас, это найти мужество и спросить мужа: почему и зачем он так поступил с ней и с их семьей? Потому что, сколько бы раз Пенни ни повторяла себе, что в случившемся нет ее вины, ей не удавалось окончательно поверить в это. И теперь, когда она не злилась на Даниэля, его вчерашние слова не давали ей покоя.

Увольнение из армии для него оказалось сложнее, чем она думала. Ей тоже было нелегко — прощание со своим подразделением, с работой, связанной с опасностью и победами. Но Пенни так стремилась домой, что ей не приходило в голову — Даниэль мог чувствовать иначе, когда ему пришлось уйти из флота.

— Пенни?

Она взглянула на мужа:

— Извини, я была за миллион километров.

— Могу я задать тебе один не очень приятный вопрос?

Пенни сделала глоток вина и пожалела, что не может выпить целую бутылку для храбрости.

— Это зависит от того, о чем ты собираешься меня спросить.

Даниэль смущенно прикрыл карие глаза:

— Я хочу знать, ты когда-нибудь вернулась бы домой, если бы не Габи?

Ох, черт!

— Даниэль, я не знаю, что сказать…

Он так быстро дотянулся через стол и взял ее за руку, что она не успела помешать ему. И это оказалось так же приятно, как раньше. По его объятиям Пенни скучала каждую ночь…

— Скажи мне правду.

Она покачала головой, не в состоянии справиться с эмоциями.

— Нет, — шепнула Пенни. — Нет, Даниэль, я не могу.

Он вздохнул, но не отпустил ее руку, поглаживая пальцами маленькую ладонь.

— Ну, я рад, что ты наконец дома. Я знаю, нам будет нелегко, но я не хочу терять тебя, Пен. Я не представляю своей жизни без тебя.

Она чувствовала то же самое. Официант поставил перед ними тарелки с горячей закуской. Пенни пришлось убрать руку.

— Выглядит аппетитно, — сказала она, радуясь поводу сменить тему. — Прямо как раньше.

Взяв нож и вилку, она разрезала одну креветку пополам. Горячий, шипящий, пахнущий чесноком соус выглядел очень соблазнительно. Так и хотелось обмакнуть в него кусочек хрустящего хлеба. У Пенни от такого зрелища и аромата разыгрался аппетит.

— Ой! — Пенни подняла глаза и увидела, как Даниэль, уронив вилку, быстро открывал и закрывал рот.

Пенни не удержалась от смеха — ее муж выглядел так комично, что она выронила свой кусок хлеба.

— Даниэль…

— Горячо!

Оглянувшись, она увидела — люди за соседними столиками смотрят на них, но ей было все равно. Было дьявольски приятно просто сидеть так и снова смеяться, не думая ни о чем, кроме своего мужа и его обожженного острым соусом рта.

— Горит язык? — спросила она, глядя, как Даниэль одним глотком почти опустошил полный бокал воды.

— А ты как думаешь? — ответил он, возмущенно посмотрев на нее и подняв бровь, словно это была ее вина.

Положив вилку, Пенни поднесла ко рту салфетку, пытаясь сдержать смех. Но, как ни старалась, успокоиться не могла.

— То, что я обжегся, так смешно? — спросил Даниэль, но Пенни только захохотала еще громче — так, как не смеялась уже очень давно.

Даниэль хотел возмутиться, но не смог произнести ни слова. Не удержавшись, он расхохотался и сам. Так они и заливались смехом вместе, пока слезы не выступили на глазах. Хохот Пенни вскоре превратился в неуправляемые всхлипы, и она была уверена — теперь на них смотрят все в ресторане.

Даниэль продолжал смущенно улыбаться.

— Как мы докатились до этого, Пенни? — неожиданно спросил он, хотя лицо было по-прежнему веселым и беззаботным.

Она хотела уточнить, что он имеет в виду, хотя в глубине души прекрасно знала — что именно.

— Мы отдалились друг от друга? — предположила Пенни. — Может, ты разлюбил меня?

Он выглядел расстроенным.

— Наверное, бессмысленно извиняться, но думаю — мы слишком долго жили отдельно.

Пенни разозлилась. Печаль и горечь терзали ее, как стервятник добычу. Но она умела держать себя в руках.

— Даниэль, даже если бы ты не обманул меня, думаешь, нам было бы легко? Вернуться домой и начать жить счастливой дружной семьей, как мы всегда мечтали, словно этих долгих месяцев разлуки и не существовало?