Из сегодня в завтра - Джулия Тиммон Страница 16

— Я особенно люблю ту сцену, когда они приезжают к старшему брату Фрэнка, — не менее увлеченно подхватывает Джерард.

Я приоткрываю рот от удивления.

— И когда Фрэнк пытается всадить себе пулю в висок, а Чарли его останавливает, — продолжает Джерард. — Ну и, конечно, когда Фрэнк толкает речь на открытом заседании. Тут так и хочется бежать и бороться за справедливость! — Он вскидывает сжатую в кулак грязную руку в перчатке. — Да, еще танго Фрэнка и Донны! Красота — глаз не отвести.

Растерянно смеюсь.

— Значит, тебе этот фильм тоже нравится?

Джерард улыбается открытой широкой улыбкой.

— Конечно. Это же классика, своего рода руководство к действию. Если хочешь, как-нибудь можем пересмотреть его вместе, — просто предлагает он.

Смотрю на его добродушное лицо, совершенно не помня о том, что я сегодня далеко не в лучшей форме, и мне кажется, будто большей радости, чем сесть бок о бок с этим парнем и в сотый раз посмотреть любимый фильм, просто не существует в жизни.

Бредем по парку, умывшись и переодевшись. От посадочных работ устаешь, но эта усталость особая. Есть в ней некое успокаивающее и сладкое удовольствие. Ты утомлен, но вместе с тем непомерно рад.

Лицо Джерарда светится счастьем. В какое-то мгновение мне кажется, что я так бы ходила и ходила с ним по аллеям и довольствовалась бы даже молчанием.

Внезапно Джерард вздыхает. Смотрю на него и замечаю морщинку между его бровей.

— Чем закончились ваши семейные неурядицы? — осторожно спрашивает он.

Надо мной снова нависает тяжелая туча. Эх! Почему в последнее время на меня так часто набегает тоска? По натуре я вроде бы отнюдь не пессимист. В старших классах, когда я успевала неплохо учиться, заниматься баскетболом, играть в комических сценках школьного театра и посещать все устраиваемые одноклассниками вечеринки, приятели даже в шутку звали меня Бодряком. С моих губ тоже слетает вздох.

— К сожалению, неурядицы не закончились. И, мне кажется, не закончатся никогда.

— Зачем ты так? — со всей серьезностью и при этом исполненным надежды голосом произносит Джерард. — Если опустить руки и повесить нос, тогда, конечно, ничего не исправишь.

Он кивает на контейнер с мороженым под ярким огромным зонтом.

— Не хочешь?

Пожимаю плечами.

— Можно.

Джерард быстрыми легкими шагами подходит к мороженщику, покупает два больших рожка и возвращается ко мне.

— Предлагаю присесть и поговорить об этом поподробнее и, главное, спокойно. Ты никуда не спешишь?

Качаю головой.

— Прекрасно, — говорит Джерард. Садимся на ближайшую скамейку. — Потом, если ты не против, куда-нибудь съездим поужинать.

— Не против.

— Сначала подкрепись мороженым, — распоряжается он, когда я поворачиваю голову и смотрю на него несчастным взглядом, гадая, с чего начать. — На голодный желудок любая проблема кажется вдвое более тяжелой.

Ловлю себя на том, что меня забавляет его манера командовать. Он делает это будто в шутку и вместе с тем очень кстати. Сейчас мне даже приятно, что кто-то заботливый и рассудительный просчитывает каждый мой шаг. Сама я настолько утомлена, что всякую минуту боюсь оступиться.

Молча едим мороженое. Оно мне кажется на редкость вкусным, почти таким, каким казалось любое мороженое в детстве. Может, дело в том, что сегодня я отказалась от ланча и зверски проголодалась. Или же в том, что этот рожок купил для меня Джерард.

Доедаю вафельный уголок и выбрасываю обертку в урну.

— Может, хочешь еще? — спрашивает Джерард.

— Нет, спасибо. Лучше давай скорее… — Спотыкаюсь. Не слишком ли я навязчива?

Джерард тоже бросает в урну фольгу из-под мороженого и обнимает меня за плечи очень естественным дружеским жестом. Возникает ощущение, будто это ничего не значащее объятие что-то вроде гарантии на преодоление всех нынешних и грядущих трудностей. Поеживаюсь.

— Сначала скажи, почему тебе кажется, что ваши проблемы не закончатся никогда? — спрашивает Джерард мягким негромким голосом, благодаря которому я чувствую, что больше не стану умолкать на полуслове от смущения или боязни показаться надоедливой.

Набираю полную грудь воздуха.

— Понимаешь… положение крайне сложное. Еще вчера я свято верила, что все образуется, даже торжественно пообещала маме: мол, непременно придумаем, как вам быть. Однако всю ночь размышляла и утром поднялась с кровати не с твердым намерением разработать какой-нибудь план, а, наоборот, в полном смятении. — Усмехаюсь. — Еще говорят: утро вечера мудренее. К сожалению, это высказывание справедливо далеко не во всех случаях.

Рука Джерарда до сих пор лежит на моих плечах. И при этом, странное дело, нам очень уютно и удобно так сидеть. Я чувствую аромат его одеколона, даже слышу почти беззвучное дыхание, но это не повергает меня в глупую конфузливость, а удивительным образом придает сил, как присутствие давнего проверенного товарища. Слушает Джерард внимательно, глядя своими всегда сияющими глазами то на меня, то на дорожку перед нами. И не перебивает, не вставляет замечания и не угукает. Лично мне эти нередко притворные «угу» всегда мешают. Достаточно видеть глаза слушающего. Заглянешь в них пару раз — и уже понятно, интересуют ли его твои разглагольствования или же совершенно не волнуют.

— Отец задыхается от ревности, не находит себе места от внутренних противоречий и все время грозится разводом. А мама и того хуже… — Качаю головой. — Взяла манеру спасаться крепкими напитками, и потом… бывает, встречается с другим мужчиной. Как она сама нам вчера призналась — исключительно от предельного отчаяния. — Тяжело вздыхаю. — Раньше мне казалось, что подобные драмы возможны только в кино. В настоящей же жизни все гораздо проще и скучнее. Люди живут себе привычными жизнями: работа, дом, по выходным и праздникам — встречи с родственниками. На День благодарения индейка, в Рождество гирлянды на елке, в дни рождения торты со свечами. И так из года в год. Оказалось, прямо у меня под боком все это время разыгрывался сериал про любовь и измены. И смех и грех!

Мне на ум вдруг приходит мысль о том, что Джерард подумает, будто у нас в роду все женщины сплошь такие. Мама чуть ли не всю замужнюю жизнь ходила налево, бабушкиной родной сестре сто лет в обед, а она напропалую стреляет глазками, молодится и расхаживает, обвешанная побрякушками. Опускаю глаза и говорю, мечтая спасти положение:

— То, что я узнала о маме, повергло меня в шок. Вообще-то у нас вполне порядочная семья. Я имею в виду… — Взволнованно сглатываю. — Моя бабушка, например, до сих пор живет с дедом как будто в полном согласии. Я почти уверена, что о каких-то там изменах или разводе ни она, ни он в жизни не помышляли! — Сознаю, что мои слова, особенно после предыдущего рассказа, звучат по-детски наивно. Кашляю. — Во всяком случае, всерьез… А Дебора, моя родная сестра, никогда не свяжется ни с каким другим мужчиной из принципа. У них с ее парнем очень честные отношения. Мама у нас тоже не врушка, но…