Где ты, любовь моя? - Долорес Палья Страница 16

- Ха! А я бы все отдал за одну белую рубашку и один костюм… настоящий костюм. Такой, как у всех остальных. Если у меня когда-нибудь появятся деньги, я стану по три раза на дню рубашки менять. Для каждой еды - своя…

- У тебя никогда денег не будет. Ты их все на еду спустишь, - засмеялась я.

- Как знать! Я могу заработать. Бизнесом займусь. Или еще чем.

Я удивленно уставилась на него:

- А что, православные священники имеют право бизнесом заниматься?

Он прижал меня к себе, нерешительно подбирая слова:

- Нет. Православные священники не занимаются бизнесом.

- Ну и?…

- Я ведь еще не священник…

У меня перехватило дыхание. Столько всего промелькнуло у меня в голове за этот крохотный миг, столько невысказанных надежд обрело форму, столько тайных желаний, в которых я боялась признаться даже самой себе, - все сложилось в единую картинку, как в детской головоломке. Не знаю, какой инстинкт подсказал мне промолчать. Потом, позже.

В ту ночь, прижимая его к себе, проводя пальцами по линиям его лица, его скул, по бровям, я поняла, что без Милоша я буду только наполовину живой.

Пятнадцать лет спустя на бульваре Распай мне пришлось признать, что я оказалась права.

Звонок телефона заставил меня вздрогнуть. Кто может звонить мне в отель «Кере»? Может, дети…

- Звонок из Лондона, мадам.

- Благодарю.

- Карола? Ты слышишь меня, Карола?

- Клод? - не поверила я своим ушам. Нет, только не Клод, только не сейчас.

- Да. Послушай, я в аэропорту. Часа через два буду в Ле-Бурже. Ты можешь встретить меня там?

Ле- Бурже, через два часа.

- Что? - недоверчиво переспросила я.

- Карола, прошу тебя. С тобой все в порядке? - Он старался говорить спокойно, но в голосе его сквозило нетерпение.

- Да. Все в порядке.

- Ты уже… Ты кого-нибудь видела?

- Нет. - Я услышала, как у него вырвался вздох облегчения.

- Ну, тогда ладно.

- В чем дело, Клод? Зачем тебе нестись галопом по Европам…

- Не бери в голову. Ты же знаешь, я обожаю носиться. Запомни - в аэропорту часа через два.

- Но зачем? Зачем тебе приезжать сюда? - Ладони мои похолодели, волосы зашевелились от страха. Даже голос мне изменил.

- Прошу тебя, Карола. Я потом все объясню. Уже посадку объявляют. Прошу тебя, сделай это ради меня. Приезжай, и все. - Он говорил строго, будто приказы отдавал, что было совсем на него не похоже.

- Ладно, приеду.

Я поглядела на часы. Шесть сорок. Как рано.

Я переоделась в теплое платье с высоким воротом, умылась и бездумно причесалась перед зеркалом в большой старомодной ванной. Зачем я это делаю? Плащ, сумочка с сигаретами, зажигалкой и французскими франками, тяжелый гостиничный ключ в руке. И снова - бульвар Распай.

Поначалу паника охватила меня с головой, но потом пошла на убыль, как волны в море. Выходит, Клоду что-то известно, и уже давно. Но что?

Что Милош женат на милой француженке и живет в пригороде? Что он никогда не любил меня? Что все это - плод моего больного воображения? Что я прошла через бред отчаяния понапрасну, ради несбыточной мечты? Что Милош - преуспевающий лысеющий мужчина, у которого шкаф от рубашек ломится… Это ли знает Клод? Что еще он может скрывать от меня? Что? Почему он понесся сломя голову в аэропорт? Только чтобы сказать - Милош здесь, в Париже? Я и сама это знаю. И всегда знала. Что тогда? Что Милошу будет неудобно встречаться со мной сейчас? Это тоже мне известно. Я не собираюсь искать его. Только не теперь. Я лишь в «Селект» побывала, но там никого не осталось. Он знает, что нигде никого не осталось? И что меня тоже не осталось? И Клода не осталось? Неужели он летит сюда, чтобы сообщить мне все, что я и без него знаю? И убедиться собственными глазами, что я все еще люблю того парнишку. Что все прошедшие годы рухнули к моим ногам, как будто их и не бывало… что дети и Гевин - ничто по сравнению с тем мальчишкой… что все эти годы он жил во мне, и, что бы там ни говорил Клод, ничего не изменится, Милош так и останется со мной, как это было с нашей первой встречи пятнадцать лет назад.

Волны паники пошли на убыль, я успокоилась и впала в усталое оцепенение.

Оказавшись на улице, я почувствовала, как меня начинает одолевать любопытство. Я пошла по рю де Рэн по направлению к «Флер» быстро, нетерпеливо. На бульваре Сен-Жермен толкался народ. Рю Сен-Бенуа смахивает на главную улицу маленького городка - никто никуда не идет, все собираются кучками и стоят на месте. Я внимательно вглядывалась в лица на террасах кафе, как будто искала кого-то, потом зашла внутрь и с той же тщательностью оглядела людей за столиками, официантов, зеркала, лестницы. Затем вышла из «Флер» и направилась к реке. Время еще есть.

Детишки во «Флер» - чистенькие, опрятные, хорошо одеты. В этот весенний денек на них прекрасно пошитые спортивные куртки, чистые рубашки - хорошие рубашки, дорогие свитера, отутюженные брючки от Барберри. На девчонках - одежда из бутиков, кашемировые свитерочки, плащики от Эстрель, ботиночки от Куреж.

Другое поколение, война не гонится за ними по пятам. Из прежних официантов осталась от силы парочка. 1948 год канул в прошлое и стал далекой историей.

Клод. Я была несправедлива к нему. Единственный человек из прошлого, оставшийся со мной. Теперь знаменитый английский актер, он снова живет в одном квартале со мной, как и тогда, когда я жила на рю де Драгон, а он - на рю де Сен-Пер.

Мы с ним ни разу не обсуждали Милоша со времени моего приезда в Европу вместе с Гевином и двумя малышами в подгузниках.

И только однажды, после рождения моего младшего сына, мы обменялись многозначительными, неловкими взглядами. Сестра моего мужа поинтересовалась, как мы собираемся назвать малыша. Имя мы, как обычно, заранее не припасли.

- Почему бы не назвать его Майклом? - предложила она.

Клод стрельнул в меня взглядом. Я почувствовала, как краска бросилась мне в лицо. Гевин, который наотрез отказывается подпитывать, как он выражается, «эту мистику», такой милый, такой добрый Гевин поднялся, налил всем выпить и начал выдвигать другие предложения «в честь валлийских дядюшек». Протянув мне стакан, он так нежно, с таким пониманием поглядел на меня, что у меня слезы на глаза навернулись.

В 1955 году Клод встретил нас в Саутгемптоне и довез до Лондона. Было так здорово видеть его снова. Он совсем не изменился - тот же безумный юмор, тот же дикий полет фантазии. Самый веселый человек на свете. Тем вечером, когда дети были уложены в кровать, а Гевин отправился позвонить матери в Уэльс, мы поглядели друг на друга, серьезно, без шуток, в глазах - ни смешинки.