Дочь игрока - Рут Оуэн Страница 16

Рина услышала за спиной вздох облегчения. Значит, она не ошиблась. Девушка обернулась и увидела, что графиня улыбается, а Эми утвердительно кивает. Мистер Черри утирал пот со лба.

– Клянусь, это гораздо веселее, чем я ожидал, – улыбнулся доктор. – Думаю, нам следует немного отдохнуть, перевести дух…

– Нет! – прогремел голос Тревелина. – Нас не интересует, чем Джинджер не был, мисс Уинтроп… или… как там вас зовут?

Вдовствующая графиня ударила тростью об пол:

– Эдуард, как ты смеешь так разговаривать с кузиной?!

– Она мне не кузина. Пока не узнает Джинджера. – Он снова повернулся к Рине и тихо проговорил: – Моя бабушка старая и больная. Она не вынесет очередного удара. Последняя самозванка едва не свела ее в могилу.

Рина пристально посмотрела ему в глаза:

– Я не самозванка, сэр. Вы делаете вид, что заботитесь о бабушке, но на самом деле вы озабочены лишь своим положением в обществе.

– Да как… – Граф в ярости схватил Рину за руку.

Он сжал ее запястье, и она тихо вскрикнула от неожиданности. Сабрину бросало то в жар, то в холод; в эти мгновения ее одолевали противоречивые чувства: она чувствовала себя и слабой, и сильной одновременно, ей очень хотелось, чтобы граф ее отпустил, – и вместе с тем хотелось, чтобы он удерживал ее руку как можно дольше.

Наконец он отпустил ее. Собравшись с духом, Рина посмотрела ему в глаза и увидела, что они холодны, как зимняя ночь. Он смотрел на нее так, как горничная могла бы смотреть на пыль, которую случайно оставила на подоконнике. Выходит, он ничего не почувствовал… Не почувствовал того, что несколько секунд назад ощутила она.

Сабрина густо покраснела. И отвернулась, полная решимости довести до конца свою игру.

Окинув взглядом комнату, Рина увидела, что остались всего две игрушки, обе – в деревянной колыбельке рядом с камином. Это были плюшевый лев с пышной гривой из рыжей пряжи и старенький плюшевый мишка без левого глаза, с проплешинами на грязно-коричневой шкурке. Любая из игрушек могла оказаться любимцем маленькой девочки, но здравый смысл подсказывал, что следует выбрать льва. [5] И все же… Рина задумалась… Если она допустит ошибку, Тревелин непременно сдаст ее властям, и тогда ей не поздоровится.

«Помоги мне, Пруденс. Помоги сделать правильный выбор». Перед ее мысленным взором возникла фигурка маленькой девочки – она бежала по коридорам Рейвенсхолда, прижимая к груди плюшевого мишку. Рина не знала, было ли это истинное видение или образ маленькой Пруденс – лишь игра воображения, но она увидела в руках у девочки именно медведя. Открыв глаза, Рина протянула руку и без колебаний взяла плюшевого мишку. Она поднесла его к свету и увидела, что уцелевший глаз – оранжевого цвета. Тишину нарушили громкие рыдания. Сабрина обернулась и увидела, что по щекам графини текут слезы.

– Прости меня. До этого момента я не была уверена… не верила до конца… Ох, дорогая моя!

Пожилая женщина раскрыла объятия. И Рина тоже ее обняла – в эти мгновения она чувствовала себя настоящей Пруденс, ей казалось, что она обрела семью. Утирая слезы, девушка выслушивала признания Эми и поздравления мистера Черри. Краем глаза Рина заметила Черного Графа – тот стоял в центре детской и наблюдал за разыгравшейся перед ним сценой с отчаянием и яростью во взгляде. Даже сотня Джинджеров не доказала бы лорду Тревелину, что она действительно его кузина. В этот день Сабрина не только нашла игрушку Пруденс. Она нажила себе врага.

Утро.

Сабрина со стоном зажмурилась и натянула на голову одеяло. Она ненавидела утро. Вечно надо стирать или печь хлеб. К. тому же она не сомневалась, что Тилли оставила ей со вчерашнего вечера гору грязной посуды. Утро – это монотонная и неприятная работа с восхода до заката. А ведь ей снился такой чудесный сон… Она попыталась не обращать внимания на пение птиц и свежий морской ветерок, задувавший в открытое окно…

Морской ветерок?

Глаза Рины широко раскрылись. Она приподняла край одеяла и окинула взглядом залитую солнечным светом комнату, совсем не похожую на ее чердак. Это был вовсе не сон, и она – уже не Сабрина, замученная работой падчерица вдовы Мерфи. Вчера она превратилась в мисс Пруденс Уинтроп, родственницу богатых и могущественных Тревелинов из Рейвенсхолда. Рина медленно, с удовольствием потянулась, чувствуя себя богатой бездельницей. Она всех перехитрила, убедила в том, что она – настоящая Пруденс. Правда, лорд Тревелин ужасно на нее разозлился, но это только лишний повод торжествовать.

Она с улыбкой откинула одеяло и увидела две пары глаз, смотревших на нее из-за спинки кровати.

Дэвид повернулся к сестре и спросил громким шепотом:

– Мы ее разбудили?

– Нет-нет, – сказала Рина. – Вы меня не разбудили. Я как раз собиралась вставать. И очень рада вас видеть.

Дети, похоже, не поверили ей, но все же не убежали. Сабрине хотелось, чтобы они остались, – накануне она лишь мельком видела рыжеволосую девочку и ее светловолосого брата. Теперь же, при ярком утреннем свете, ей представилась возможность как следует рассмотреть детей графа.

Леди Сара была в белом платье, перехваченном в талии ярко-зеленой лентой. Казалось, эта девочка состояла из одних локтей и коленок, а на ее носу сверкала россыпь веснушек. Но черты лица у Сары были бабушкины, и Рина не сомневалась, что когда-нибудь она станет красавицей. Юный виконт был пониже ростом, коренастый, чем-то похожий на отца, но свою веселую милую улыбку он явно унаследовал не от графа. Рина тут же вспомнила о матери детей, умершей при загадочных обстоятельствах…

– Мой отец говорит, что вы лгунья, – неожиданно проговорила девочка.

Сабрина, не раз бросавшая вызов мачехе, тут же поняла: жестокие слова малышки – лишь проявление характера. И все же она надеялась, что ей удастся завоевать доверие Сары. Сложив перед собой руки, Рина с улыбкой ответила:

– Да, ты права, я действительно лгунья. Ведь я солгала миссис Полду, когда сказала, что не видела вас в нише за латами.

– Но это была правильная ложь, – выпалил Дэвид, дергая сестру за рукав. – Мы рады, что она солгала, правда, Сара? Иначе кухарка поймала бы Пена и разрубила на мелкие…

– Помолчи, Дэви.

Явно сбитая с толку, Сара закусила губу. Ответ Рины заставил ее усомниться в своей правоте, но она явно не была готова довериться своей новой родственнице. В глазах девочки появилась настороженность, и Рина поняла, что той пришлось многое пережить. Но едва ли стоило этому удивляться – ведь Саре было всего пять лет, когда умерла ее мать.

Рина почувствовала стеснение в груди. Она молча смотрела на детей. Наконец, сделав над собой усилие, проговорила:

– У нас с вами есть кое-что общее. Вы потеряли свою мать, я – тоже…