Дом там, где сердце - Шеннон Фаррел Страница 16

– Я не вижу в этом ничего плохого. Моя сестра занимается тем же самым, и ее целомудрие при этом вне подозрений.

– Я рада это слышать. Приятно осознавать, что ты не какая-то ненормальная. С вами приятно поговорить. Вы очень, как это, понимающий. Сочувствующий. Вот Элис не разговарива­ет, она только отдает приказы, – сказала Мюйрин и задрала нос, изображая свою сестру.

Локлейн рассмеялся, расстегивая верхние пуговицы рубаш­ки, и откатил одеяло на середину кровати.

– Когда-то я тоже знавал такого человека. Но теперь, кажет­ся, начинаю понимать, почему Финтри кажется столь непривлекательным. Чего не скажешь о вас. Вы-то уж точно не урод­ливы.

Он покраснел и полностью сосредоточился на одеяле.

– Очень мило с вашей стороны. Думаю, все зависит от того, насколько строгая семья, – размышляла Мюйрин, расстегивая пуговицы халата. – Хотите верьте, хотите нет, но у богатства есть свои минусы, хотя, конечно, я не ищу у вас сочувствия…

Она умолкла, чтобы собраться с мыслями.

– Какие же например, Мюйрин?

– Например, приходится постоянно, изо дня в день, играть одну и ту же роль, – сказала она, забираясь в постель. – Я боль­ше не хочу играть эту роль. Я хочу просто быть собой. Я при­няла предложение Августина, потому что встретила человека, который, когда ухаживал за мной, дал мне почувствовать, что я ему нужна. Я думала, что для него я важней всего на свете. Но ведь все это тоже была игра?

Локлейн проглотил образовавшийся в горле комок и собрал все свои силы, чтобы не потерять самообладание, не потянуть­ся к ней и начать целовать и ласкать ее.

– Я уверен, что все так и было. Это не было игрой, Мюйрин.

– Нет, Локлейн. – Мюйрин резко качнула головой, и ее чер­ные локоны рассыпались по подушке. – Барнакилла была и всег­да будет важнее, скажете, нет?

– Мюйрин, я не думаю…

– Давайте спать, а? – прервала его Мюйрин, натягивая оде­яло на подбородок и поворачиваясь к нему спиной.

Локлейн погасил масляные лампы, затем забрался в постель и наконец закрыл глаза. Но образы Мюйрин – смеющейся, плачущей, находящейся в отчаянии – не выходили у него из головы, и только спустя, казалось, целую вечность он наконец погрузился в сон.

Той долгой зимней ночью становилось все холоднее. По мере того как огонь в камине постепенно угасал, Мюйрин и Локлейн инстинктивно тянулись друг к другу в постели, ища тепла.

К тому моменту, когда они проснулись в шесть утра от сту­ка в дверь горничной, которая разбудила их, чтобы они успели на отходящую в семь коляску, одеяло, разделявшее их кровать, укрывало их сверху. Локлейн открыл глаза и обнаружил, что находится на своей половине кровати рядом с Мюйрин, которая лежит на спине, плотно прижавшись к нему.

И снова ее лицо во сне поразило его своей красотой. Губы ее сомкнулись в легкой улыбке. Локлейн не мог вспомнить, видел ли он Тару в холодном утреннем свете. Они всегда встречались тайно, на короткое время, где-нибудь в служебных постройках, а летом – в лесу. Тара утверждала, что все это – из-за сильно­го волнения от остроты состояния влюбленности. Чувствуя и впитывая своим телом тепло Мюйрин, Локлейн в свои три­дцать с лишним спрашивал себя, было ли в этом что-то большее, чем простая чувственность. Конечно, было: и нежность, и ду­шевное влечение – чувства, которых он не испытывал с тех пор, как много лет тому назад умерла его мать, когда ему было всего два года, а сестра только родилась на свет.

– М-м-м, я чувствую запах кофе, – буквально промурлы­кала Мюйрин. Она открыла глаза и остановила на нем взгляд.

Он склонился над ней и поцеловал ее в губы, изо всех сил сдерживая себя, поскольку эмоции уже захлестывали его, вы­ходя из-под контроля. Он вспомнил, как причинил ей боль, когда дотронулся до ее талии прошлым утром, и сейчас просто погладил ее по лицу и волосам.

Губы Мюйрин со вздохом раскрылись, превращая поцелуй во что-то чудесное. Он нежно взял ее за подбородок и иссле­довал ее рот с неторопливой доскональностью, что привело обоих в невероятное возбуждение.

Наконец Локлейн оторвался от ее губ, зная, что не сможет долго скрывать охватившее его желание. Но она, похоже, успо­коилась после поцелуя и теперь, закрыв глаза, поглаживала его крепкую шею.

– Господи, как же холодно, – пробормотала она, снова ища его тепла, когда он попытался выбраться, сделав этот как мож­но деликатнее. – Если бы можно было остаться здесь еще чуть-чуть.

– Мы можем полежать еще минут пять, – предложил он, когда Мюйрин сонно перекатилась на свою сторону кровати, поворачиваясь к нему спиной. Она вытянулась во весь рост, потеснив его. Он просунул руку под одеяло, чтобы нежно обнять ее за талию. Он еще раз напомнил себе, что следует быть осторожным и просто наслаждаться моментом, потому что другого такого у него никогда больше не будет. Через какое-то мгновение она повернула голову и сонно взглянула на Локлейна.

– Сколько нам добираться до Эннискиллена?

– Если дороги будут свободны, мы должны успеть туда к ве­чернему чаю, а оттуда отправиться в Барнакиллу, – прошептал он, с удовольствием перебирая ее закрутившиеся в колечки волосы.

Словно роза без шипов… Эта мысль озарила его внезапно, и ему понравилось такое сравнение.

Мюйрин взяла его руку и положила рядом. Голова ее снова кос­нулась подушки. Где-то в подсознании мелькнуло, как прекрасен Локлейн, лежащий рядом с ней, как они подходят друг другу.

Ее охватило какое-то странное чувство, когда она впервые встретила его на пристани в Дан Лаогер и их руки соприкосну­лись. В тот момент она задрожала, как будто под ней содрога­лась земля. У нее было такое ощущение, словно она вернулась домой, хотя никогда раньше не бывала в Ирландии.

– Надеюсь, нас подвезут до дома, когда мы приедем, – про­бормотала она. – Как же хорошо будет оказаться дома!

Фраза ее была такой бессмысленной, что Локлейн посмотрел на нее, чтобы убедиться, не спит ли она. Она никогда не была в Барнакилле. Разоренное, обанкротившееся поместье она вряд ли могла считать своим домом.

Его взволновал и ее ответ на его поцелуй, и ее реакция на его присутствие в ее постели. Может, она была настоящей распут­ницей или вообще потеряла рассудок? Или, хуже того, не пере­путала ли она его мысленно с Августином?

Тревога Локлейна нарастала, когда она снова перевернулась на спину и он стал ласкать ее грудь. Пытаясь сдерживать себя, он все же хотел проверить ее.

– Мюйрин, вы не спите? – спросил он, пожалуй, слишком громко, немного отодвигаясь от нее.

Мюйрин открыла глаза и с некоторым изумлением посмо­трела на него.

– Конечно, нет, Локлейн. Вы же сказали, полежим еще ми­нут пять.

Ее удивил резковатый, как ей показалось, тон.

– Но, думаю, вы правы, – вздохнула она, чмокая его в щеку и опуская свои длинные ноги на пол. – Нам надо ехать, и за­втрак скоро принесут.