От кутюр - Uma Страница 17

— Папочка злится, это надолго. Если не навсегда, — девушка открыто издевалась, — прощай, кухарка!

Когда Анна с сумкой вышла на улицу, ее уже ждало такси. Шофер помог ей уложить сумку в багажник и открыл перед ней заднюю дверь. Она молча села. Поехали. Не зная, как по-итальянски спросить, куда ее везут, она ясно видела, что такси мчит по направлению к Везувию. Легендарный вулкан надвигался, словно темно-сизая туча, давя на нее своей невидимой, мощной энергией.

— Аэропорто, аэропорто! — неловко потребовала Анна, привстав с сидения.

Шофер промолчал. Машина остановилась, уткнувшись в турбазу. Дальше ехать было некуда, можно было лишь подниматься вверх по склону.

Анна вышла из машины и замерла от ужаса и восхищения. Перед ней возвышался Везувий, «двугорбая гора» без вершины, с крутыми, но плавно очерченными склонами. Вокруг туристы щелками фотоаппаратами и многоязычно выражали свои эмоции. Прекрасно! Красота! Оооо! — слышалось со всех сторон. А она была в ступоре. И мысли о Лондоне, Паркере и даже Эллис вызывали у нее почти физическое отторжение. Из гувернанток она все равно собиралась уходить из-за отсутствия профессионального роста. Ее ждали Рим и Фарнезе…

Снова усевшись в такси, она забилась в угол заднего сидения и, автоматически произнеся «вилла Фарнезе», в последний взглянула на Везувий.

Такси ехало по узким городским улицам. Остановилось на пустой улице, зажатой старыми домами, напротив виллы Фарнезе, окруженной кипарисами и кустами жасмина. Анна решительно вышла. Не дождавшись, когда сбитый с толку таксист, достанет из багажника ее сумку, она попросила его:

— Багаж на виллу! — и, спеша попасть на виллу, перешла через дорогу, стуча каблуками по асфальту, откидывая с лица пряди волос. Спешила исправить свою ошибку и сказать Фарнезе как она нуждается в нем.

В холле навстречу Анне выбежала совершенно невменяемая Джулия, дрожа всем своим тщедушно-длинным телом, она истерично выпалила:

— Он сам виноват! Он должен был дать мне денег…!

— Что случилось? — Анна тряхнула Джулию за плечи. Сильно. Та будто онемела, вытаращила глаза, открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. — Да говори же…!

Резко толкнув ее, Анна быстро поднялась по лестнице на второй этаж.

Двери кабинета, из которого час назад ее выставил Фарнезе, были настежь открыты. Заглянув туда, Анна увидела, что хозяин виллы лежит на полу в кровавой луже, лежит так, будто упал навзничь, — на спине, раскинув руки, вверх бледным неподвижным лицом.

— Паоло! — Анна кинулась к нему. Опустившись на колени, она попыталась приподнять ему голову, — Паоло! Что случилось?

Глазами Анна искала кусок ткани для того, чтобы остановить кровь, или телефон, чтобы вызвать «скорую». Хоть что-нибудь. Вспомнив, что видела аптечку на кухне, она хотела было бежать туда.

Фарнезе тяжело приоткрыл глаза, приподнял голову и прошептал:

— Чертова дочка! Едва не пристрелила меня. Ты не должна вызывать врачей…

Несмотря на немалую потерю крови, мужчина не только оставался в сознании, он еще управлял действиями Анны. Давал указания, как правильно перетянуть место ранения, чтобы остановить кровотечение, чем обработать рану. И твердо предупреждал:

— Не пугайся, если я вдруг потеряю сознание. Это нормально в моем положении….

Анна вся перепачкалась в крови, пока накладывала жгут. Дело осложнялось тем, что пуля вошла в ключицу, наверное, задела кость, и любое движение или вмешательство ее неопытных рук доставляло раненому сильную боль.

Анна чувствовала, что еще немного, немного крови и неловких движений, и она забьется в отчаянной истерике или уляжется рядом с Фарнезе, потеряв сознание, которое уже туманилось и изменяло ей.

— Нужно вызвать врача! — простонала она, ошалело глядя на свои окровавленные пальцы. — Мне дурно…

— Ты справилась, — успокоил ее Фарнезе, — остановила кровь. — Он, содрогаюсь от боли, приподнялся. — Надо отобрать у Джулии оружие. Теперь ты понимаешь, почему я не люблю детей и женщин. Ничего хорошего из нашей с ними жизни не получается…

— Она, наверное, сидит где-нибудь и дрожит, — предположила Анна, помогая ему сесть.

Но Джулии на вилле не оказалось. Она ушла, прихватив с собой пистолет. Анна не ожидала от нее такого хладнокровия и резвости. А Фарнезе нисколько не удивился этому, подозревая, что дочь стала оружием расправы над ним его врагов. Деньги были только предлогом для выстрела. Врачей Фарнезе на вилле по-прежнему видеть не желал:

— Обойдусь без их расспросов! Они заявят в полицию, все это просочится в прессу, и моё имя снова будут полоскать…

Он сел на кожаный диван, бледный, но спокойный. Тщательно вымыв руки и залпом выпив стакан холодной воды, Анна принесла ему подушку, простынь, свежую рубашку.

— Ты вовремя оказалась рядом, — заговорил Фарнезе, рыча и морщась от боли. — Почему ты вернулась? Не скрывай ничего, даже если это обычное половое влечение…

— Нет, ничего подобного я вам не скажу. Половое влечение как-то не приходило мне на ум. Это скорее Везувий виноват, чем вы, — сказала Анна, присаживаясь на край дивана. — Глядя на него, я поняла, что не хочу возвращаться в Лондон…

— К противному длинноволосому парню, надеюсь, тоже? — процедил сквозь зубы Фарнезе. — Горы помогают многое осознать, в первую очередь мелочность наших привычек. Я сбегал в горы, когда мои привычки, например, наркотики или женщины, или графомания порабощали меня… — добавил он слабым голосом.

— Простите меня за мою слабость… — попросила Анна и снова призналась с виноватой улыбкой. — Я

— Просто так ты от меня не отделаешься, — Фарнезе улыбнулся, взял Анну за руку, сентиментально сжал ее. — Я рад, что ты вернулась и разделила со мной эти неприятные минуты. Я этого не забуду…

""" """ """

В римской квартире Фарнезе не было места для двоих. Одна комната предназначалась для напряженной интеллектуальной работы, — везде книги, в двух шкафах и сложенные в высокие пирамиды. Венские стулья и жесткое, обитое кожей кресло, крепкий, большой стол и мутное окно без портьер. Вторая комната служила и гостиной и спальной; зеркало, комод, диван, потертые кресла, круглый стол посередине. Задернутое коричневыми шторами окно.

Фарнезе, весь в болезненном поту, лежал на узком диване. Над ним склонился худой человек в хирургических перчатках. Это был Шарль Арли, давний друг Фарнезе, доктор философии и просто смелый человек, решившийся вытащить пулю из ключицы друга без вмешательства медиков.

Желчный от боли Фарнезе по-прежнему категорически не желал, чтоб газетчики «пронюхали» о ранении, временами он метался в горячке, но вообще находился в ясном уме, проклиная дочь за то, что она попала в неподходящее место, — метилась бы сразу в голову или в сердце! Досталось и Арли, — неужели писать толкования на Веды ему легче, чем вынуть кусок свинца из бренного тела друга?! Оставлять пулю в ключице, конечно, было нельзя, рана начинала гноиться и грозила серьезными последствиями.