Я (не) люблю тебя... Прости - Гала Григ Страница 17

— А он не того…

Мирослава посмотрела на отца с удивлением:

— Да нет, что ты! Я не думаю, — вспомнив давний вопрос отца, она добавила: — не думаю, а уверена в его верности. Только этого мало, папа. Ведь семью надо строить на любви. А она у нас какая-то скучная.

— Мирослава, это хорошо, что такие мысли у тебя появились сейчас. Еще есть время передумать.

— Ты что! Даже речи об этом быть не может. Извини, я замучила тебя своим нытьем. Просто накатило. Пройдет.

Отец обнял ее и погладил по голове, словно маленькую девочку. Мысленно перенесся в то время, когда она, совсем еще малышкой, доверяла ему все свои секреты, делилась всеми переживаниями. Именно с ним. Видимо, даже не подозревая о том, что Людмила — не родная ей, она сердцем чувствовала бОльшую привязанность к отцу.

— Доча, ты знай, я всегда на твоей стороне. Что бы ни случилось.

— Я знаю, папа. Все будет хорошо. Не переживай.

Эти два человека, часто спорящие и упорно доказывающие свою точку зрения, обладали исключительно одинаковым характером. Поэтому и понимали друг друга. Поэтому, уже став совсем взрослой, Мирослава могла, не стесняясь, поделиться с отцом своими печалями и радостями.

— Пойдем поужинаем. Мать такую вкуснятину приготовила. Я даже названия ее шедевра не могу выговорить, но запах — обалденный. Пойдем, а? Нечего кукситься.

Мирослава посмотрела на него с благодарностью. Она не смогла отказать ему.

А в столовой их уже ожидало необычное блюдо, от которого невозможно было оторвать глаз. А запах был настолько аппетитный, что даже отвратительное настроение Мирославы не помешало ей воскликнуть:

— И как называется этот кулинарный шедевр?!

Мать с гордостью сообщила:

— Беш-бармак. Давно хотела порадовать Вас новинкой. Надеюсь, понравится.

Семейный ужин окончательно исправил настроение Мирославы. Она с благодарностью смотрела на родителей. Какие они у нее славные, заботливые, любящие.

Однако, по возвращении в свою комнату она опять загрустила. Горчинка от неудавшегося ужина с Мишей по-прежнему тревожила ее мысли.

Мира долго не могла уснуть, перебирая в памяти события их совместной жизни. Одолевали навязчивые мысли, что как-то все у них с Мишей не так, как хотелось бы.

Сначала это было постоянное желание доказать родителям, что он достоин ее. Поэтому все устремления сводились к продвижению Михаила по службе. Для этого она и посвятила всю себя созданию условий для него, решив, что обязана обеспечить ему быт. О себе как-то все эти годы и не задумывалась.

Вот само собой и получилось, что она стала для него помощницей по дому. Покладистой, ласковой, удобной.

— Быт, вот что убило романтику в наших отношениях, — грустно думала Мирослава. — Между нами не осталось ничего кроме решения бытовых и финансовых проблем. Мы даже рождение ребенка отложили до «лучших времен», чтобы ничего не мешало профессиональному росту Миши.

— Но почему все это меня стало волновать именно сейчас? Не потому ли, что я вдруг поняла, что не о такой жизни я мечтала. Мне даже кажется, что я не люблю его. Или это во мне обида говорит? Может, я напрасно себя извожу?

Эти терзания, казалось, никогда не кончатся. Ведь ответов на вопросы не было. Уже почти засыпая, Мирослава подумала о том, что она не скучает по Михаилу, а постоянно обвиняет его в отсутствии внимания к себе.

Но ведь и себя ей было в чем упрекнуть. Она вдруг поняла, что ей совершенно не хочется возвращаться к прежней жизни с Михаилом, в которой за ней прочно закрепился статус обслуживающего персонала. Она все острее чувствовала, что Михаилу нужна именно в этом качестве.

Что-то ушло безвозвратно. Что-то покинуло их. А, может быть, только ее? Нет, все-таки обоих. Ведь остались только взаимные упреки и недопонимание. И еще: ответственность перед принятым решением о заключении брака.

Утром Мирослава проснулась с уже не придуманным плохим самочувствием. Мысли, одна хуже другой, теснились в ее возбужденном бессонницей мозгу. Но одна из них, появляющаяся в разных вариациях, прочно вонзилась в него и постоянно сверлила, как глубоко вбитый гвоздь.

— Я сегодня же все ему выскажу. Я должна признаться ему. Я должна сказать ему все честно.

Принятое решение далось ей нелегко. Но еще сложнее оказалось привести его в исполнение. Уже оказавшись в офисе, Мирослава никак не решалась начать серьезный разговор с Михаилом.

Заготовленная фраза постоянно жгла и без того расплавленный мозг, который метался между аргументами здравого смысла, что нельзя вот так вдруг разрушать все, созданное ею самой с таким упорством, и пониманием, что так дальше продолжаться не может.

Но решение созрело, оно не давало покоя, оно подсказывало, что лучше сейчас. Потом будет поздно. И придется смириться с этой, непонятно откуда появившейся холодностью, с привычным отсутствием теплоты, нет, не просто теплоты, а взаимного влечения. И придется принять эту пресную жизнь без взаимопонимания, без страсти, без… любви.

Ведь этой ночью Мирослава поняла, что любви нет. Она ушла давно, когда они в сумасшедшем стремлении добиться чужого одобрения положили на алтарь этого одобрения свою любовь. И упорно шли к достижению своей цели. И они достигли ее. Но не осталось между ними главного — страсти, желания обладать друг другом, ничего никому не доказывая, а просто наслаждаясь радостями жизни.

Любовь ушла незаметно, когда, испытывая наслаждение от очередного повышения в должности, эти двое засыпали не утомленные пронзительным желанием обладания друг другом, а счастливые от восхождения на следующую ступень служебной лестницы одного из них…

По щекам Мирославы текли слезы. Поняв и приняв сущность преодоления ими трудностей, она осознала, как много потеряли они во имя достижения финансового благосостояния, отвечающего требованиям других людей, чужим представлениям о счастье.

Она остановилась у зеркала, вытерла слезы и медленно направилась в кабинет генерального директора процветающей компании.

Сонечки в приемной не оказалось. Мирослава еще раз мысленно проговорила заготовленную фразу: «Я не люблю тебя… Прости.» и решительно открыла дверь.

Картина, представшая перед ее взором, лишила ее дара речи.

Михаил стоял спиной к ней. Его руки нежно обнимали… Антонину. Он был настолько увлечен поцелуем, что не услышал, как вошла Мирослава. Минина, первая увидевшая Мирославу, посмотрела на нее взглядом, полным торжества.

Михаил почувствовал что-то неладное, уловив резкое движение гордо вскинутой головы Антонины. Он оглянулся, проследив траекторию этого движения.

— Слава?.. — он инстинктивно пытался отстраниться от Антонины, но она крепко удерживала его в своих объятиях, выжидающе глядя на Миру.