Время Мечтаний - Барбара Вуд Страница 17

– Уже поздно, – сказал Хью. – Я отведу вас с Адамом в дом.

– Отпусти кузнечика, Адам, – попросила Джоанна, и, когда они двинулись в обратный путь к ферме, она обернулась и посмотрела за реку. Иезекииль стоял на том же месте и провожал ее взглядом.

Жилище, как и предупреждал Хью, было более чем скромным: камин в одном конце комнаты, кровать – в другом, да стол между ними – вот и вся меблировка домика. Но для Джоанны это не имело значения. Она же не собиралась оставаться насовсем, а на время жилье вполне подходило.

Хью объяснил, что ему надо осмотреть другие отары, а после он собирается съездить в Лизмор. Адам помог Джоанне распаковать сундук, и после она усадила его у камина с набивной игрушкой, доставшейся по наследству от матери: забавным зверьком из меха кенгуру. Когда четырехлетняя леди Эмили приехала из Австралии, среди немногих ее вещей оказалась и эта игрушка. Работник фермы по прозвищу Ларри Шнурок принес воды помыться и дрова для камина. Со смехом он рассказал, что прозвали его так не за худобу и долговязость, а потому, что как-то раз он запнулся за веревку, натянутую между столбами изгороди, и свалился физиономией в самую грязь. Джоанна выкупала Адама, затем их ждал принесенный из кухни обильный обед: бараньи отбивные с горохом, свежеиспеченный хлеб и крем на десерт. За этим последовал кувшин молока и чайник с чаем для Джоанны.

Наконец Адам уснул. В эту ночь у них с Джоанной была одна кровать на двоих, но на следующий день им обещали еще одну. Он лежал, свернувшись калачиком на своей половине, обнимая во сне набивного зверька по имени Руперт – так назвала его мать Джоанны.

На ферму опустилась ночь, и по железной крыше принялся барабанить весенний дождик. Джоанна помылась, надела ночную рубашку и хорошенько расчесала длинные волосы. Приятно успокаивал своим теплом свет масляной лампы, освещавшей стол с разложенными на нем вещами. Джоанна как раз собиралась их просмотреть. Она развязала маленький узелок, врученный ей стюардом на причале, когда он передавал ей Адама. По его словам, узелок был с Адамом, когда его посадили на корабль в Аделаиде. Джоанна нашла внутри башмаки, пару игрушек и сверток, сначала принятый ею за кусок одеяла. Каково же было ее удивление, когда в свертке оказалась Библия в черном кожаном переплете, гребень из слоновой кости, сложенный носовой платок и, что самое странное – новое чайное полотенце из города Девон в Англии. Раскрыв Библию, Джоанна увидела четыре записи на странице «Семейный архив». Первая запись сообщала: «Джо и Мэри Уэстбрук сочетались браком в этот день, 10 сентября 1865 года». Следующая гласила: «Адам Натаниэль Уэстбрук рожден 30 января 1867 года». Третья запись свидетельствовала: «Джозеф Уэстбрук умер 12 июля 1867 года от гангрены, вызванной ранами». И последняя запись: «Мэри Уэстбрук умерла от воспаления легких в сентябре 1871 года». В Библию кем-то было вложено тонкое обручальное кольцо, завернутое в носовой платок.

Джоанна посмотрела на Адама. Веки его подрагивали в беспокойном сне. И она подумала: «Вот все, что осталось ему на память от матери: кольцо, несколько дат в Библии, чайное полотенце из Девона да гребень из слоновой кости».

Она взяла дневник своей матери, но помедлила, прежде чем открыть. Прикосновения к знакомому переплету из дорогой кожи успокаивали. Дневник казался ей почти живым, он был как бы отражением жизни матери со всеми течениями, приливами и отливами. На страницах дневника было описание и жизни Джоанны. Ей вспомнились счастливые годы детства, когда она жила в волшебном мире наивности и фантазий. Мать, леди Эмили, представлялась ей сказочной принцессой, такой же бледной и утонченной, как белые павлины, важно расхаживавшие по безукоризненным лужайкам усадьбы вице-короля Индии. Отец, полковник, в высоком шлеме, эффектной форме с медными пуговицами и вычищенных до блеска сапогах, должен был, как ей казалось, командовать всей Индией. Он был галантным и добродетельным, напоминая героя сказок, а что было особенно замечательным, так это его горячая любовь к своей жене.

Петроний Друри вырос среди людей того класса, которые верили в необходимость проявлять сдержанность в словах и делах и в существование обязательных для выполнения правил, соблюдение правил поведения настоятельно требовалось даже в отношениях супружеских пар. Его любовь к жене стала легендарной. Джоанне часто случалось слышать, когда она подросла, как дамы перешептывались: «Счастливая Эмили, Петроний так ей предан… Никогда и не взглянет на другую женщину… Если бы мой Эндрю был таким же». В этом Джоанна и видела причину, почему отец не смог жить после смерти леди Эмили.

Джоанна раскрыла дневник и принялась за чтение при уютном свете лампы.

От записей о первых годах совместной жизни веяло радостным волнением и восторгом. Сначала шли описания балов во дворцах, визиты индийских принцесс. Встречались рецепты лекарств на травах, а также записи с оттенком философии. В двадцать четыре года она записала: «Если должен, сможешь». В тридцать появилась запись: «Оптимизм вселяет силу». В дневнике можно было найти заметки о моде: «Английским дамам понравилось носить сари поверх юбок с кринолином». Писала она и об обычаях: «Мне было жаль бедняжку молоденькую невесту, которая говорила некстати с женой старшего офицера». Дневник она вела девять лет, но наступил день тринадцать лет назад, когда тон записей неожиданно изменился.

Тогда по случаю шестилетия Джоанны леди Эмили записала: «Сегодня Джоанне исполнилось шесть лет. К нам пришли в гости двенадцать детей с родителями. Все остались довольны. Праздник удался». После этого она начала писать о страшных снах – ночных кошмарах. На следующей странице леди Эмили жаловалась: «Кошмары вернулись. Мне не снились эти сны с детства. Я подумала, что освободилась от них навсегда, но ют я вижу их снова: за мной гонятся дикие собаки, громадная змея с радужной чешуей пытается меня проглотить. Петроний говорит, что я просыпаюсь с криком. Если бы я только могла вспомнить! У меня такое ощущение, что содержимое сумки отца может быть ключом к загадкам, но мне страшно ее открыть. Почему?»

В камине зашипел огонь. Вскрикнул во сне и затих Адам. Джоанна открыла запись девятимесячной давности: «Странно, но шок от встречи с бешеной собакой оживил мою память. Словно мелодия звучит у меня в голове название Карра-Карра. Вероятно, с ним связано что-то необыкновенно важное. Может быть, я там родилась? Или там находится принадлежавшая родителям земля? В памяти всплыло еще одно имя: Рина. Не знаю, может быть, так звали ту молодую аборигенку, державшую, как я помню, меня на руках? А еще Карра-Карра вызывает странное ощущение, что я должна была поехать туда много лет назад, но мой жизненный путь был изменен».

«Я чувствую, что в моем мозгу заперт какой-то секрет, – писала позднее леди Эмили, когда ее подкосила болезнь. – Меня не оставляет чувство, что я должна отыскать нечто спрятанное. Но что это такое, я вспомнить не могу! Доктор говорит, что не находит у меня никакой болезни, но это не так. Какая-то отрава или яд губит меня, и я перед этим бессильна. Мне также страшно за Джоанну».

В последующие дни, пока у нее оставались силы, леди Эмили снова и снова писала о каком-то «другом наследстве», дожидавшемся ее в Карра-Карра, и она обязательно должна его потребовать. Чем дальше, тем больше ею овладевал страх, что какая-то неведомая сила старается ее уничтожить, нечто, пришедшее из прошлого. В своей последней записи леди Эмили признавалась: «За себя я больше не тревожусь, меня мучает страх за Джоанну. Я верю, что неведомое нечто, добивающееся моей смерти, не удовлетворится этим. Оно не исчезнет с моей смертью. Боюсь, что оно перейдет к моей дочери».