Цепь измен - Тесс Стимсон Страница 17

Нет. Подождем, пока все не будет завершено; пятидесятипроцентный залог — совершенно обоснованная мера, тем более что деньги, отложенные Сэму на колледж, еще долго не пригодятся. А когда время настанет, я верну их в десятикратном размере: по сравнению с доходом от продаж моих работ эта сумма покажется каплей в море.

Влетаю в дом в грандиозном настроении и бросаюсь на шею дочери, возящейся у плиты с чайником; делаю вид, что не замечаю, как она при этом морщится.

— Дорогая, у меня великолепная идея! Завтра мне нужно съездить в Брайтон — я должна увидеть море, должна закрепить этот цвет в памяти. Почему бы тебе не составить мне компанию, Кейт? Мы чудно проведем время, и…

— Мам, в другой раз. Скоро экзамены, я не могу просто взять и сбежать.

Бедняжка, у нее совсем усталый вид. Она слишком переутомляется. Понимаю, экзамены — это важно, но иногда просто необходимо сделать перерыв и насладиться жизнью!

— Конечно же, можешь, милая. Я ничего не забыла, просто подумала, что перерывчик тебе не помешает. Мы слишком мало времени проводим вместе, и я скучаю по тебе, мое солнышко. А твоя дурацкая школа за неделю никуда не денется…

— Мам, ты, по-моему, не въезжаешь, — огрызается Кейт, ополаскивая руки под краном. — Я не хочу ехать в твой долбаный Брайтон смотреть на море. Мне не пять лет, семнадцать, и мне нужно учиться!

— Ладно-ладно, милая. Не кипятись. Я просто подумала, что это было бы здорово, хотела немножко отвлечь тебя…

— Слушай, если хочешь в самом деле помочь, позвони Этне и напомни насчет работы, которую она нам обещала! Аукцион в субботу, и во всех буклетах значится ее имя. Если она не появится, я повешусь!

— О, я уверена, что она обязательно…

— Ладно, забей. Я ухожу к Клем!

Уж и не знаю, что в нее в последнее время вселилось. Целыми днями она пребывает в каком-то странном настроении. Видимо, нервничает из-за экзаменов.

Звоню Этне насчет скульптуры.

— О Боже! — восклицает она. — Я же пообещала, точно! Только я сейчас по уши занята, никак не могу вырваться. Слушай, а если я пришлю чертову статую на такси, ты могла бы отвезти ее вместо меня?

Я говорю — конечно, потому что в кои-то веки в самом деле чувствую, что могу.

Разумеется, я не ожидала, что меня позовут на сцену, чтобы представить дурацкую штуковину. Впрочем, в субботу у меня восхитительное настроение, я не чувствую никакой скованности. Я взбираюсь по ступенькам помоста, установленного на краю школьного футбольного поля вместе с шедевром Этны — изящной (и притом весьма тяжелой) бронзовой абстракцией высотой в два фута.

Несмотря на жидкие вежливые аплодисменты, никто не обращает на меня особого внимания. Даже Кейт что-то яростно шепчет на ухо Дэну, пока идут торги.

Директриса старается изо всех сил.

— Работа Этны Бромтон, — бодро объявляет она. — Несомненно, найдутся желающие ее приобрести! Так, там, в самом конце? Давайте же, леди и джентльмены, вы жертвуете на благие цели. Итак, кто первый? Начальная цена — тысяча фунтов!

Собравшиеся медлят в нерешительности. Дело не в том, что у них нет денег (в конце концов, год обучения в школе у Кейт стоит почти двадцать тысяч), беда в другом: эта публика не великие ценители искусства. Им нужна симпатичная картинка, изображающая то, что они в состоянии узнать: деревья на холме, коровки в поле. Ну и чтобы сочеталась с новыми занавесками.

— Ладно, тогда пятьсот фунтов.

Да их необходимо разбудить, встряхнуть, заставить обратить внимание! Что же я раньше не сообразила? В прошлом это всегда срабатывало.

Отодвинув статую, я наклоняюсь к микрофону.

— Люди, проснитесь! Это же Этна Бромтон! Вы хоть представляете, сколько за ее скульптуры дают на открытом рынке? Двухлетняя очередь на уцененные работы!

Поймав на себе взгляд Кейт, подмигиваю.

Тут я расстегиваю аккуратное синее платье с поясом, сдергиваю лифчик и трусики и, прежде чем кто-нибудь успевает опомниться, стрелой несусь через все поле.

На мгновение все вокруг замирают. Потом собрание разражается громом оваций и скульптура Этны взлетает в цене до четырех тысяч, не успеваю я добраться до спортивного павильона. Кейт наверняка будет в восторге, когда поймет, сколько мы заработали на ее любимую благотворительность.

Только начинаю осознавать, что на дворе март и вообще-то жутко холодно, как кто-то набрасывает пальто мне на плечи и быстро уводит со всеобщего обозрения за павильон.

— Дэн! Спасибо тебе огромное! А то я уже начала подмерзать… Но разве оно того не стоило? Ты слышал ставки? Клево, да? Ну не то чтобы я представляла собой восхитительное зрелище, теперь уже скорее ужасающее — так мне кажется. Зато, похоже, мне удалось создать нужное настроение, немного всех встряхнуть. Помню, мы с Этной часто так поступали в Сент-Мартинсе; видел бы ты нас однажды на «Эдинбург Фриндж» [15]…

И тут Дэн заставляет меня умолкнуть. Меня шокирует не сам его поцелуй — теплый, восхитительный, пахнущий табаком (как ни крути, лучший способ заткнуть женщине рот — занять этот рот чем-нибудь), — а тот факт, что со страстью, которой я не испытывала последние двадцать лет, я отвечаю на поцелуй бойфренда собственной дочери.

— Ну же, Кейт, расслабься, — шепчет Дэн. — Я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь.

— Знаю, но…

Он проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, склоняет мою голову и нежно целует в губы; это словно в кино, я могла бы провести так весь день.

Потом его рука скользит вверх по моей икре, и я быстро скрещиваю ноги, чтобы он правильно истолковал мое отношение.

— Эй, все в порядке! Студентов еще долго не будет. Можем не торопиться. — Он покрывает мою шею нежными поцелуями; мне щекотно, я начинаю хихикать. — Просто доверься мне, детка. Как только ты попросишь меня остановиться, я остановлюсь.

Костяшки его пальцев трутся о мою грудь — туда-сюда, туда-сюда; мои соски становятся твердыми, даже сквозь лифчик, школьную блузку и гладкий шерстяной свитер, а между ног разливается приятное влажное тепло.

— Кейт, ты такая красивая, — хрипло говорит Дэн. — Прошу, дай мне взглянуть на тебя как следует. Клянусь, ничего такого я не сделаю. Только посмотрю на тебя. Пожалуйста, разреши мне расстегнуть твою блузку. Больше ничего, обещаю.

— Я не…

— Не может быть, чтобы ты струсила!

— Нет!

— Ну, хоть свитер сними. В этом же нет ничего страшного?

Зачем я только призналась ему, что девственница? Все равно, что махать красной тряпкой перед быком. Теперь ему еще больше приспичило залезть ко мне в трусики. И зачем мои предки отдали меня в школу для девочек, а Бена отослали учиться в пансион? Что толку иметь старшего брата, когда все его дружки — горячие парни — обитают, типа, в трехстах милях от тебя? Ей-богу, папа не шутил, когда сказал, что отошлет меня в женский монастырь в Румынии. Можно сказать, так оно и есть. Откуда у меня возьмется опыт, когда я и с парнями-то не встречаюсь?