Уроки кулинарии - Андреас Стайкос Страница 17

Во время ближайшего свидания с Дамоклесом ей удалось добиться невозможного: она разыграла такую неизбывную печаль, что заставила Дамоклеса, вопреки всему, жалеть и утешать ее, забыв о прежних намерениях, которые он, отчаянно страдая, медлил и медлил воплощать в жизнь.

— В их начале их конец, — убедительно копируя дельфийскую сивиллу, произнесла Нана. — В основании каждой новой любви лежат руины той, что была прежде нее.

И пока Дамоклес раздумывал над тем, что он представляет собой руины более ранней, исчезнувшей любви, с губ Наны слетала фраза за фразой и к потолку поднимался сигаретный дымок.

— Как я отчаянно влюбилась в тебя, кто-то безнадежно влюбился в меня. И для этого кого-то я была и остаюсь всем. Он живет исключительно ради меня. Как же мне лишить его воздуха, которым он дышит? Как? Неужели тебе непонятно, что в его жизни я занимаю такое же место, как в твоей, а это означает одно — для него я сама жизнь. Ведь и ты живешь только ради меня. Правда, Дамоклес? Так разве я могу лишить тебя воздуха, которым ты дышишь?

Способность Наны разыгрывать драму проявилась в этот день наиболее ярко.

— Ты должен понять, в какое трудное положение я попала. Мне нужна твоя помощь. Разве не бессовестно было бы обречь на невыносимые муки человека, который меня любит? Человека, которого я однажды пожалела? Последние два месяца с тех пор, как я отдала тебе свое сердце, как полюбила тебя сильнее, чем любила кого-нибудь прежде, моим единственным желанием было сделать тебя счастливым, быть с тобой и только с тобой.

— Так и будет, Нана. Только со мной, со мной, — закрыв глаза, прошептал Дамоклес.

— А как же Димитрис? Как мне расстаться с ним, не лишив его жизни? — спросила Нана с решительностью, потеснившей печаль.

Никогда прежде Дамоклес не испытывал такого всепоглощающего счастья, никогда прежде ему не приходилось так безоглядно влюбляться. Нана открывала ему тайные закоулки своей души, с обезоруживающей доверчивостью показывала ему сокровища, спрятанные за семью печатями. Неужели такое возможно? Дамоклес был потрясен способностью своей любовницы-дьяволицы на подлинное сочувствие, на человечность, на жалость, на душевную щедрость. Наверно, эти добродетели присущи всем влюбленным. Значит, Нана влюблена. Она любит. И любит его!

Тогда Дамоклес сказал себе: «Я тоже люблю и должен относиться к своему бывшему сопернику с той же душевной щедростью, с той же жалостью, с той же человечностью, с тем же сочувствием, что и Нана. В конце концов, Димитрис не безликий незнакомец, а почти друг, настоящий друг».

— Тебе придется постепенно отдалять его от себя. Ведь нам не следует быть жестокими по отношению к нему, правда? — проговорил Дамоклес в уверенности, что это понравится Нане.

— Мне нужно немножко времени. Надо ведь подготовить его к разрыву, — отозвалась Нана, заметно борясь со своими чувствами.

— Правильно, Нана. Нельзя же, чтобы это было для него как гром среди ясного неба, — без большого удовольствия согласился Дамоклес.

— Месяца должно хватить.

— Пусть будет два месяца! — воскликнул Дамоклес с великодушием, которое иногда присуще победителям.

После этого Дамоклес и Нана нежно обнялись, а там и до наслаждения константинопольскими артишоками было недалеко.

— Бедняжка Димитрис, — вздохнула Нана, беря в рот первый кусочек артишоков. — Вот бы ему хотя бы попробовать твоих артишоков! Он бы раз и навсегда перестал их готовить! Главное — и он бы сразу это понял — в том, что он готовит артишоки, тогда как ты творишь маленьких кусачих принцесс!

Константинопольские артишоки

Удалить стебли и колючие лепестки (да, лепестки, ведь артишоки — это цветы) с 8 артишоков, оставив только сердцевину. Натереть лимоном и поместить в кастрюлю так, чтобы вода едва прикрывала артишоки, прежде разведя в воде столовую ложку муки.

Нарезать 5–6 луковиц на маленькие кружочки, примерно 1/2 см толщиной, и бланшировать их в горячем оливковом масле. Добавить артишоки, воду с разведенной в ней мукой, полпучка мелко нарезанного укропа, соль и перец. Добавить еще 1/4 чашки оливкового масла и сок 2 небольших лимонов. Варить на медленном огне 20–25 минут.

Прошел месяц, медовый месяц Дамоклеса, тот самый оговоренный Наной месяц, в течение которого она должна была избавиться от Димитриса. Все это время Дамоклес наслаждался жизнью, уверенный в скорой и неминуемой победе. Побуждаемый к этому понятным нетерпением, он все делал, чтобы получать ежедневную «сводку» о продвижении Наны по намеченному пути и об изменениях в поведении соседа. С дьявольским удовольствием он изучал лицо Димитриса, ища на нем следы страха, печали, разной степени боли в преддверии расставания с Наной. Столь сильна была уверенность Дамоклеса в себе, что он даже не помыслил вмешаться в интригу, затеянную Наной. У него не было охоты брать на себя хотя бы толику печали, чтобы она не помешала его безоблачному счастью, его наслаждению своим превосходством. И он не испытывал даже потребности ускорить ход действий, до того ему хотелось показать Нане, что он с пониманием и уважением относится к ее деликатной миссии и преисполнен сочувствия к Димитрису.

Нетерпеливо ожидаемый срок приблизился и миновал, а Дамоклес, несмотря на очевидную возможность близко видеть Димитриса во время их все более частых встреч, не усматривал никаких знаков на его лице, говоривших о муках отвергнутого любовника.

Когда же миновал второй месяц, великодушно предложенный самим Дамоклесом, чтобы Нане было легче справиться со своей непростой задачей, максимально пощадив чувства Димитриса, якобы счастливого соперника вновь охватил страх, так как он не мог не признать, что Димитрис, по всей очевидности, доволен собой и своей жизнью. Более того, он постоянно пребывал в хорошем настроении, изысканно шутил, не терял уверенности в себе, словно, подобно своему соседу и сопернику, постоянно что-то праздновал или даже наслаждался медовым месяцем.

А как могло быть иначе? Когда отношения с Димитрисом поколебались, Нане ничего не оставалось, как скормить ту же байку, что и Дамоклесу, то есть внушить ему: мол, ей требуется время для гуманного разрыва с его соперником.

Единственной разницей было то, что, когда срок, поставленный Дамоклесом, уже миновал, второй месяц, обговоренный с Димитрисом, только начинался. Итак, лишь к концу третьего месяца после беседы Наны с Дамоклесом, который предпочитал молчание выяснению отношений, и второго месяца, обещанного Димитрису, соперники вновь оказались в равном положении, но доведенные любовными муками почти до отчаяния.

Во время дневной трапезы — строгое расписание вечерних свиданий с обожаемой мучительницей оставалось в силе — они обменялись прочувствованными и подробными признаниями о своих мучениях, принимаемых от неверной Наны, и в который раз высочайшим образом оценили вновь явленное им великолепие их возлюбленной.