Стеклянная невеста - Ольга Орлова Страница 17

Я очнулась от своих грез: все произошло так быстро! Граф держал Пашу Маленького за руку, завернутую на спину, и что-то тихо ему говорил на ухо. Тот наконец услышал и перестал сопротивляться.

— Все нормально, инцидент исчерпан, — громко сказал Граф всем присутствующим и повернулся к выходу.

За ним пошел Паша Маленький и еще двое таких же здоровенных мужчин. Я сползла с табурета и как сомнамбула тоже пошла за ними. Меня никто не замечал, словно бы то, что произошло здесь, не имело ко мне никакого отношения. Но никто меня и не задерживал.

Группа больших мужчин, которую замыкала моя хлипкая фигурка, прошла к лестнице, спустилась вниз, в вестибюль и свернула в сторону от выхода. Я немного отстала, уже начиная сомневаться, стоит ли мне и дальше потворствовать своему любопытству. В этот момент Графа остановил один из братьев-вышибал, кажется, Костя. Граф ему что-то сказал, что-то выслушал и отрицательно покачал головой. Костя пожал могучими плечами и, оглянувшись, нашел меня глазами. Тогда я поняла, что обо мне не забыли, что, хоть я и оказалась как бы на периферии действия, но на самом деле нахожусь в его центре. Внезапно меня это так опьянило, что, кажется, первый раз в жизни я потеряла голову!

На самом деле просто все удачно совпало: обстановка ночного разгульного отдыха, недавнее феерическое скольжение в изумрудной воде аквариума под взглядами любующихся мною мужчин, легкая усталость после смены, адреналиновый стресс от слюнявого насилия Паши Маленького, сдержанная готовность к чему-то отважному у всех этих куда-то спешащих мужчин, а главное — головокружительное понимание, что все вокруг движется, вертится и существует только ради меня и из-за меня.

Признаюсь, до этого момента моя жизнь была скучна, размеренна и начисто лишена романтики. Лекции, семинары, трудовые каникулы — все катилось по накатанной дороге, не встречая ни бугорка, ни трещинки. Личная жизнь насчитывала в активе два-три романа — скучных, бездарных и трагичных уже тем, что в них начисто отсутствовал трагизм, то есть тот накал чувств, без которого, собственно, и любви-то нет, а так… не знаю даже, как все это назвать. Был еще спорт, которому я отдавала значительную часть себя. Но все это, оказывается, не затрагивало чего-то потаенного во мне. И вдруг — все эти события, существующие обычно лишь в книгах, американских боевиках и девичьих мечтах!..

В глубине коридора открылась дверь, и все стали выходить. Была не была; я, словно в омут, нырнула в дверной проем. И опять отметила эту странность: меня продолжали не замечать — то есть буквально не замечать, словно я была невидимкой. Но тем не менее подождали, пока я выйду со всеми вместе, и только тогда закрыли дверь, пододвинулись, чтобы я могла видеть происходящее.

Здесь, в темном внутреннем дворике, огороженном со всех сторон старинными каменными стенами и освещенном лишь древней лампой с круглым жестяным абажуром да еще звездами, находились сейчас Граф, трое мерзавцев во главе с Пашей Маленьким, вышибала Костя с одним из наших охранников и я.

И вдруг я смирилась со всем; вернее, перестала тревожиться; та мелкая социальная зверюшка, которая жила во мне с того момента, как я себя осознала, и до сего времени, — неожиданно отступила. Воспитание, строгость норм общественной жизни, самодисциплина — все показалось мне в этот момент лишенными обычного смысла. Реальную ценность сейчас приобрели тяжелые взгляды мужчин, их сжатые челюсти, та звериная легкость, с которой они начали распределяться по арене, на которой будет решаться вопрос о моей чести и безопасности.

Порыв ветра со стороны реки принес запах сырости и гнили, лампа закачалась из стороны в сторону, разбрасывая длинные тени по кирпичной кладке стен. Я словно бы вернулась назад сквозь века, где тоже, наверное, происходили подобные стычки, и такая же точно девчонка, как я, замирая от сладкого ужаса, ждала начала поединка, в котором решалась ее судьба.

Я подумала было, что я еще большая дура, чем предполагала всегда, но эта трезвая мысль сразу исчезла, потому что окружившие Графа трое бандитов внезапно все вместе бросились на него.

Я не могла понять, почему Граф выступил один против троих, почему Костя и охранник не уравняли шансы? Но вскоре я перестала думать, вся обратившись в зрение. Паша, размахнувшись в прыжке, обрушил на противника свой пудовый кулак. Граф, как-то изящно отодвинув его руку ладонью, присел и очень быстро ткнул в ребра Паши другим кулаком.

Все это произошло очень быстро и как-то несерьезно, но Паша охнул, схватился за бок и осел, словно мешок. А Граф, не давая передышки ни себе, ни врагам, нагнулся и выбросил назад ногу, на которую наткнулся другой нападавший. Мужчину отбросило к стене, он с хрустом ударился головой о кирпич и упал. В этот момент, оказавшись лицом к лицу с последним врагом, Граф неожиданно стал отворачиваться.

Все мои чувства были обострены настолько, что начало поединка, занявшее всего несколько секунд, казалось мне растянутым на долгие минуты. Движения мужчин, хоть и ловкие, протекали плавно: я могла их хорошо рассмотреть. Наверное, ощущение того, что впервые в жизни что-то происходит вокруг меня настоящее, безусловно ценное, то, что не забудется уже до самой смерти, все это так и обострило мое зрение. Я видела все: каждое движение, каждую деталь происходящего.

Граф, отворачиваясь, вдруг закрутился вокруг оси и раскрученным кулаком ударил рванувшегося за ним мужчину в висок. Того отбросило так, словно бы в него ударили булавой.

Я огляделась вокруг: лампа продолжала раскачиваться на ветру, тени метались по стенам, натыкаясь на лежащих мужчин. Паша Маленький уже поднялся и, прислонясь к стене, смотрел на Графа. Лампа, дребезжа проволокой, метнула в его сторону желтый луч — маленькие глазки словно бы вспыхнули на заплывшем от жира толстом лице. И тут я вновь заметила блеск ножа в его руке и сжалась от страха.

Паша, метнувшись вперед, выбросил вперед левую руку, и тут же в воздухе холодно блеснуло лезвие; Граф открытой ладонью ударил противника в подбородок и оттолкнул его в сторону. Они стояли друг против друга, и все мы увидели, что у Графа отсутствует половина галстука, а белая сорочка перечеркнута наискосок темной линией. Вдруг хлынула кровь; Паша Маленький торжествующе взревел, нас всех подхватил порыв — ужаса, ненависти, гнева; Граф взлетел в воздух, словно прыгун, преодолевающий планку, его закрутило по оси, нога его задела Пашу по голове — и все!

Посередине дворика в окровавленной рубашке стоял один Граф, а трое его противников лежали на земле в разных позах без движения. Я почувствовала резкую боль: стоявший рядом со мной вышибала Костя, сам того не замечая, сжимал мое запястье. Его помощник, охрана которого так и не понадобилась, забыв обо всем, смотрел перед собой широко раскрытыми глазами. Костя, опомнившись, отпустил мою руку. Казалось, что мы все словно бы приходим в себя после сеанса гипноза… Или опьянения… Или…

Я не знаю… я чувствовала, что все во мне дрожит, каждая жилочка, — все во мне трепетало! И самое ужасное, что я понимала: во мне нет ни страха, ни отвращения. Я вся пылала восторгом, впервые во всей полноте ощущала себя женщиной, с ног до головы, — невыносимое, почти болезненное, томительное чувство!