Украденные ночи - Виктория Холт Страница 17

Я с радостью уехала в школу. И вновь меня подхватил водоворот школьной жизни. Я была так занята, что меня вполне устраивали редкие письма от мамы. Сама я, разумеется, писала ей каждую неделю. Это было школьным заданием. Впоследствии я часто спрашивала себя, насколько интересно ей было читать мое повествование о хоккейных матчах, об игре в теннис и нетбол и о моих высоких оценках по английскому языку.

К лету обстановка в доме переменилась самым драматическим образом. Мама постарела. Насколько я поняла, за это время она сыграла несколько незначительных ролей. Одна из них, заверила она меня, была настоящим успехом. Губы Джанет поджались еще больше, но одновременно она лучилась от внутреннего удовольствия. Мама и Мег беспрестанно ссорились, и я вздохнула с облегчением, когда подошло время возвращаться в школу.

На следующее Рождество я поняла, что дела плохи. Мама сыграла роль доброй феи в рождественской постановке.

— Рождественская постановка! — ухмылялась Джанет.

Мег в основном молчала.

Мы скромно отпраздновали Рождество, потому что на следующий день маме предстояло работать. Она сильно простудилась и была совсем вялой. Утром я отнесла ей завтрак, как часто делала в прошлом.

Она улыбалась, но я так долго отсутствовала, что перемены в ней особенно бросались в глаза. Она выглядела на десять лет старше, а около рта залегли мрачные морщинки. В это же время в Лондоне вновь разгорелся скандал вокруг дела Херрингфорда, хотя и не с такой силой, как в первый раз. Жену Эверарда, леди Херрингфорд, обнаружили мертвой в ручье на территории ее поместья. Ручей был совсем мелким, но леди Херрингфорд лежала лицом в воде. Она долго болела, поэтому никто не усмотрел в этом криминала. «Ее смерть возрождает в памяти трагическую кончину сэра Эверарда, оборвавшую его жизнь и карьеру после обнародования его скандальной связи с некоей актрисой…» — писали газеты.

Мама прочитала эту статью (в этот раз она была не на первой странице) и очень расстроилась, потому что ее упомянули как «некую актрису».

— Ты же не хочешь, чтобы в газетах опять появилось твое имя, — утешала ее я.

Внезапно она взвилась.

— Разве ты не понимаешь, что это означает?! Они не упоминают мое имя, потому что оно уже не имеет значения. Некая актриса. Как будто я играю… — тут она залилась истерическим хохотом… — в рождественских постановках!

Это были ужасные каникулы, и я с радостью вернулась в школу. Но еще долго не могла забыть мамин смех и ее отчаяние.

Опять наступило лето. Мне уже шел семнадцатый год. Едва переступив порог дома, я осознала, что жизнь, какой я знала ее до сих пор, окончилась.

Мама изменилась еще сильнее. Под ее глазами залегли темные круги.

Мег первая рассказала мне обо всем.

— Я ухожу. Я только ждала, пока вы вернетесь из школы. С меня довольно. Таких истерик не выдержит никто.

Джанет оказалась тут как тут.

— Через две недели мы уезжаем к Этель! — торжествующе объявила она. — Она, — тут она ткнула пальцем в сестру, — хотела дать вам время что-нибудь придумать.

— А что с мамой? — спросила я. — Она очень плохо выглядит.

— Она совсем не бережет легкие и подхватывает простуду за простудой.

— Это оттого, что она постоянно хандрит, — вставила Джанет.

— Верно, — согласилась Мег. — Если бы ей дали хоть один шанс, я уверена, все пошло бы, как прежде, и публика бы ее приняла.

Эти слова были скорее обращены не ко мне, а к Джанет, торжествующей по поводу маминых неудач. Когда мы остались наедине, Мег пояснила:

— Такие актрисы, как она, не задерживаются на сцене надолго. Я всегда это знала. Они привлекают публику своей молодостью и обаянием. Они, как бабочки, порхают по сцене, и публика восхищается ими… но недолго. Ведь юность не может длиться вечно, верно? Для них самое лучшее — это выгодное замужество. Тогда они покидают сцену и становятся примерными женами и матерями. Но у нее все пошло наперекосяк с самого начала. Ей ни в коем случае нельзя было выходить замуж и уезжать на Цейлон. Это была игра не по правилам, и теперь она за это расплачивается.

— Так, значит, ты все-таки ее покидаешь, — укоризненно произнесла я.

— А что мне еще делать? Она больше не может нам платить… ни мне, ни Джанет. Ее роли становятся все меньше и меньше. Скоро она будет рада ролям без слов.

— И все из-за этого скандала…

— О нет, на самом деле скандал тут ни при чем. Если бы она была великой актрисой, она бы пережила эту историю и глазом не моргнув. Но она не великая актриса. Во всяком случае, ее талант идет только в комплекте с молодостью. Просто скандал состарил ее раньше времени, вот и все. Я ей сразу сказала, что это замужество ее погубит… но она меня не послушала. О нет, она была грамотная… Тем не менее свою задачу она решила неправильно. Я еду к Этель. Наконец-то Джанет заткнется. Но я тоже сыта театром по горло.

У меня состоялся серьезный разговор с мамой. Она лежала в постели. Я не позволила ей встать, слишком слабой и изможденной она выглядела.

— Я не знаю, что нам теперь делать, — призналась она. — Платить Мег и Джанет я больше не могу. И от дома нам тоже придется отказаться.

— И ты еще платила за школу! — воскликнула я.

Она рассмеялась.

— Ничего я не платила. Это все твои тетки.

Я потеряла дар речи. Так, значит, двумя годами беззаботной жизни и хорошим образованием я обязана им!

Меня охватило смешанное чувство благодарности и стыда.

— Я больше не вернусь в школу, — заявила я. — И мы что-нибудь придумаем.

— Что? — поинтересовалась мама.

Что обычно делают девушки, оказавшиеся в таком положении, как я? Если они остаются в одиночестве, они могут податься в гувернантки или компаньонки… М-да, незавидная перспектива. Дети обычно неуправляемы, а старушки капризны. Но я-то не одна. Мне еще маму содержать надо.

— Первым делом я напишу тете Марте и тете Мабель и сообщу им, что бросаю школу. Я им все объясню.

— Могу себе представить, как они будут злорадствовать, — угрюмо произнесла мама.

Я написала им в тот же день.

Я и сама прекрасно понимала, в каком затруднительном положении мы оказались. После долгих переговоров в их номере в Браунс-отеле мы решили, что для нас с мамой существует один-единственный выход.

— В конце концов, — заявила тетя Марта, — Айрини — миссис Ашингтон, а ты, Сэйра, дочь нашего брата.

Ашингтон-Грейндж всегда был родовым гнездом Ашингтонов, и если бы не чайная плантация, мой отец тоже жил бы там. Тетки подчеркнули, что сейчас дом принадлежит им. Но если бы у моего отца родился сын, дом, естественно, перешел бы к нему. По мнению теток, Айрини должна была переехать в Ашингтон-Грейндж, где о ней будет кому позаботиться, а мне предстояло вернуться в школу.