Бароны и баронессы - Маргарет Уэй Страница 18

– Мы ведь сдались, да?

Кэл, сидевший на краю широченной кровати, с хриплым стоном откинулся на спину. Джинна всеми силами старалась удержаться от соблазна – так хотелось улечься рядом с ним!

– Почему твой отец страшно груб со Стивеном?

– Отец в некоторых вопросах невыносим. Для него связь члена семьи с кем-нибудь из персонала строжайше запрещена.

– Господи! Вот ужас! А слово «незаконнорожденный»? Зачем это?

Кэл рассказал ей семейную историю Стива. Джинна еще больше огорчилась. Помолчав, она выглянула на веранду.

– Похоже, праздник окончен. И музыки не слышно, – грустно сказала она.

– Папино представление сыграло свою роль. Хоть несколько часов успели повеселиться.

– Стив явно влюблен в Мередит.

– Но он гордый человек. Подойди на минутку.

– Ты не можешь здесь остаться, – она не шевельнулась.

– Мне сейчас уйти?

– Не обязательно сейчас.

– Спасибо, принцесса, – произнес он с явной насмешкой. – Потерпи меня немножко, больше я ни о чем и не прошу.

Господи, да ей так хотелось прижаться к нему. Их физическое влечение слишком сильно, она права, подойти к нему чуть ближе – страшный риск. Подавить в себе возбуждение и желание при всех ее усилиях не удавалось. Она принялась ходить по комнате, стараясь держаться от него подальше. Но все же это случилось: она оказалась чуть ближе, чем следовало. Он резко вскочил, схватил и притянул ее к себе неистово, но с огромной нежностью.

Теперь они вдвоем лежали на кровати; приподнявшись на локтях, он почти нависал над ней:

– Итак, мне удалось привезти тебя домой. Но тут довольно плохо. Правда, не все. У Робби есть магический ключ к любому сердцу. Я прошу прощения за мою мать, она ужасно вела себя за обедом. Я жутко злился, но не время затевать большой семейный скандал. Можно поспорить на что угодно: папа пытается ее образумить.

Джинне очень хотелось заплакать, но она всеми силами сдерживала слезы. Закрыв глаза, он уткнулся в ее шею и бормотал, касаясь губами ее кожи:

– Ты пахнешь божественно, как миллион полевых цветов. Все должно измениться, Джинна, я все сделаю для этого, все получится. Потерпи немного.

Я не могу еще раз потерять ее, никогда – эта мысль все время крутилась в его мозгу.

Джинну душили слезы. Она нежно погладила его по щеке. Когда она сдавалась, то сдавалась. Это было в ее характере. Сколько можно существовать между любовью и ненавистью? Они же привязаны друг к другу, ведь так? У них общий сын.

– Джинна, – он смотрел на нее, широко открыв глаза. – Ты позволишь мне любить тебя?

Что делать? Она знала, он дает ей возможность решить – да или нет – и подчинится этому. Если она скажет «нет» – не будет ли всю жизнь жалеть об этом? Открыться ему? Она же сказала, что прошлое, должно остаться в прошлом, и следовала этому, не вспоминая о роли его тети во всем, что случилось на острове. Надо смотреть в будущее? Должна ли она сделать первый шаг?

А внутренний голос, словно подстрекатель, повторял: ну ты же хочешь этого… хочешь этого… хочешь этого! У сексуальных влечений свои собственные законы. Она нуждается в нем неотложно.

Кэл видел, что с ней происходит. Ее обуревают какие-то сильные чувства. Чувства, которые оставляют мало места для гордости. Ничто не может противостоять их взаимной страсти.

Рука Джины судорожно начала расстегивать пуговицы его рубашки. Она чувствовала особый мужской запах, тепло его кожи, завитки волос на груди и еще… как напряглось его тело. Наверное, она слишком долго возилась с пуговицами, потому что он помог ей, одним рывком стянув с себя рубашку.

Кэл нависал над Джинной. Он держал ее руки прижатыми к краям кровати и целовал в губы. Потом начал медленно снимать с нее одежду, зарывая лицо в каждую снятую вещь. Наконец его властные руки приникли к ее обнаженному телу. Старые, как мир, отношения: мужчина повелевает, женщина подчиняется. Но его нежность не знала границ. Он думал не о своем удовольствии, ее удовольствие было для него важнее.

– Скажи, ты можешь любить меня? – его руки накрыли округлости ее груди, слегка поглаживая распухшие, отвердевшие соски.

– Я любила тебя, – она не открывала глаз, как будто не желая раскрывать ему себя.

– Или говорила это, – его рука медленно двинулась по ее телу вниз.

Чувства, бурлившие в ней, были нестерпимо остры. Она дрожала, голос срывался на шепот:

– Я верила всему, что ты мне тогда говорил. – Ее спина изгибалась.

С ней творилось что-то невообразимое, когда он целовал ее в губы. Его глаза, его рот делали ее беспомощной.

– А сейчас ты мне веришь? – Он смотрел ей в глаза: лучший способ понять, как она реагирует на его ласки.

– Я только хочу… счастья… нашему сыну, – ей с трудом удалось выговорить эту простую фразу, так сильно было ее возбуждение.

– А я ничего не значу? – его руки продолжали ласкать ее.

– Значишь, конечно. Я не могу… говорить.

– Ты собираешься выйти за меня замуж?

– Да, – хрипло простонала она.

Он перестал опираться на руки и всем весом лежал на ней. Большой, крупный мужчина, но она не чувствовала его тяжести. Она обожала, боготворила его тело на себе. Ее рука протиснулась между их телами вниз, она знала, чего он хочет. Его тело тоже напряженно вздымалось. Наконец она с удовлетворением услышала его хриплый стон, будто он терпел невыносимую боль.

Потом она оказалась сверху.

– А это можно назвать любовью? – с мягкой насмешкой спросила она, понимая, что он испытывает высшее блаженство.

Он ответил прерывающимся, хриплым голосом:

– Если и нет, пусть все равно никогда не кончается.

По давней привычке Кэл просыпался на заре. Небо было жемчужно-серым, а на горизонте чередовались розовые, золотые и бледно-лиловые слои. Они оба лежали на боку, ее спина прижималась к его груди. Ее прекрасное тело повторяло его изгибы, его рука лежала на ней, пальцы касались груди. Он вновь ощутил желание, но ему хотелось посмотреть на ее лицо во сне, запомнить, запечатлеть в себе это чудо ее присутствия рядом. Теперь у него не только воспоминания о ней. Она здесь! В прошлом было много сложного и плохого, впереди ждут трудности, но эта часть их отношении – совершенство. Он не мог вообразить лучшей любви. Казалось, он слышит биение ее сердца. В такт его сердцу?

Джинна глубоко вздохнула, шевельнулась, вздрогнули веки, она нахмурилась и пробормотала:

– Нет!

Он потряс ее за плечо.

– Джинна, тебе что-то снится? Джинна! В ее стоне звучало страдание.

Чуть позже она открыла огромные бархатные глаза, посмотрела на него, явно не понимая, где она.