Недостойные знатные дамы - Жюльетта Бенцони Страница 18

– Не знаю, что вы этим хотите сказать, но скомпрометировать вы можете только виновных. И вообще, я требую объяснений! Кто именно отдал вам подобный приказ?

Поскольку барон был явно разгневан, Мобрей, очевидно, решил, что объясниться самое время, и поведал историю поистине ошеломляющую.

– Несколько дней назад, – начал он, – месье Ру-Лабори, помощник секретаря временного правительства, вызвал меня, чтобы от имени господина Талейрана доверить мне поручение государственной важности. Вскоре я узнал, что мне предстоит… убить Бонапарта по дороге на остров Эльбу.

Витроль даже подскочил.

– Как так – убить?! – воскликнул он.

– Убить. Не больше и не меньше. Так как я был изрядно удивлен, месье Ру-Лабори заверил, что все согласовано с кем надо, а за труды я получу миллион и титул герцога.

– Черт возьми! Интересно, где господин Талейран берет все эти титулы, чтобы швыряться ими?

Мобрей ответил, что сие ему неизвестно, и продолжил свой рассказ. Он сказал, что слова секретаря его не убедили и он пожелал получить столь необычный приказ из уст самого князя. Ему ответили, что князь слишком занят и не может тратить время на болтовню. Если же маркиз требует подтверждения, господин Талейран просто выйдет из кабинета и кивнет в его сторону. В условленный час Мобрея провели в гостиную. Действительно, вскоре в дверях кабинета показался Талейран; он улыбнулся Мобрею и кивнул ему, как и было условлено.

Убедившись в серьезности возложенной на него миссии, Мобрей запасся всеми необходимыми пропусками, а затем вместе с кавалерийским полком отправился на Корсику. Однако по дороге, неподалеку от Санса, он повстречал королеву Вестфалии и был изумлен размерами ее багажа. Мобрей вспомнил, что временное правительство опасалось, как бы драгоценности из королевской казны не были переправлены за границу, где они, несомненно, затеряются в бездонных карманах семейки Бонапартов. Поэтому он и реквизировал вышеупомянутые сундуки… разумеется, без какой-либо выгоды для себя.

– Теперь же, – заключил Мобрей, – я вполне в состоянии выполнить свое поручение, и самое большее через два дня вышеозначенный человек может покинуть мир живых.

При этих словах Витроль встрепенулся: невероятный рассказ посетителя подействовал на него угнетающе.

– Сударь! – воскликнул он. – Подобные средства недостойны дела, которому мы служим! Мы слишком сильны и не настолько подлы, чтобы прибегать к таким методам.

– Однако, сударь, не будете же вы лично принимать решение по столь важному вопросу, не получив предварительно указаний графа д'Артуа?

– Я не собираюсь принимать никаких решений, и не знаю никого, кто бы отважился пересказать ваши слова принцу. Уходите, мне надо подумать, однако не забудьте прийти сегодня вечером на официальное вскрытие ящиков в присутствии придворной дамы королевы Вюртембергской.

– Сударь, – спокойно ответил Мобрей, – мне нечего бояться, и я не собираюсь скрываться.

И, холодно поклонившись, он покинул кабинет секретаря королевского Совета.

Вечером в одной из гостиных павильона де Марсан господин де Витроль в присутствии фрейлины королевы Екатерины мадам Мале де Ла Рошет, префекта полиции и соизволившего явиться маркиза де Мобрея приступил к вскрытию похищенных сундуков. Точнее, лишь хотел приступить, поскольку обнаружилось, что нет ключей. Барон повернулся к Мобрею:

– Не хотите ли вы, сударь, вернуть мне ключи?

Губы маркиза искривились в саркастической усмешке.

– Но у меня их нет. Я не считал для себя возможным открывать сундуки, поэтому ключи остались у королевы.

Пришлось посылать за слесарем, который со всеми предосторожностями, необходимыми при вскрытии царственного багажа, атаковал замки. Первым на очереди был огромный сундук из красного дерева – в нем, по словам фрейлины, находились драгоценности Екатерины. Однако замки на сундуках оказались особенными, и пришлось идти за швейцарцем-краснодеревщиком, изготовлявшим такие сундуки. Он прибежал с улицы Сент-Оноре, прихватив с собой специальный инструмент, чтобы открыть их, не испортив работы.

Все это заняло время. Было уже за полночь, когда сундук наконец соизволил открыться и выставить на всеобщее обозрение свою белую шелковую обивку и многочисленные шкатулочки, лежавшие в нем. К несчастью, когда шкатулочки открыли, все они оказались пусты, лишь в нескольких лежали золотые обломки – свидетельство того, что драгоценности были разобраны наспех и неловко.

В наступившей тишине господин де Витроль разразился грозной речью; гнев его, разумеется, обрушился на Мобрея.

– И что вы, сударь, обо всем этом скажете? Объясните нам, куда вы дели бриллианты!

– Я? Но, сударь, мне не поручали охранять их! – нагло заявил Мобрей.

– Однако вы их конфисковали, значит, вы несете за них ответственность!

– Совершенно не понимаю, почему. Как видите, эти сундуки не вскрывали, а поскольку ключи у королевы Вюртембергской, скорее уж можно подумать, что это она украла алмазы.

В ответ на столь циничное заявление раздался возмущенный голос мадам де Ла Рошет – она принялась яростно упрекать маркиза в том, что он пытается очернить королеву после того, как обокрал ее. Мобрей расхохотался:

– Обокрал? Очернить? Успокойтесь, сударыня, лучше поройтесь хорошенько у себя в памяти. Вспомните Кассель… и то упорство, с которым принцесса меня преследовала. Она так и не простила меня за то, что я отверг ее!

– Сударь! – вскричал Витроль. – Как вы смеете…

– Что? Смею сказать, что королева Вестфалии оказала мне честь, влюбившись в меня? Бог мой, да, смею! Потому что именно из-за нее меня выгнали из Касселя. И возможно, что, повстречав меня на дороге, она решила мне отомстить и навлекла на меня подозрение в ограблении. Я совершенно уверен, что бриллианты уже в безопасности и пребывают вместе с ней где-нибудь в Швейцарии.

Подобного рода заявление невозможно было оставить без последствий, и Витроль по привычке отправился доложить своему патрону. Граф д'Артуа был уже в кровати. Не имея обыкновения распутывать сложные дела, а главное – омрачать ночь, сулящую радость спокойного сна, граф д'Артуа вышел из положения, посоветовав приятелю арестовать всех скопом. Бедняге барону, уже ощутившему, как почва уходит у него из-под ног, совет пришелся по душе, и он ему последовал. Мобрея и его сообщников – Дазье, Кольвиля и Ванто – на следующий же день препроводили в Ла Форс.

В тюрьме Мобрей страшно ругался и обвинял всех чиновников нового правительства – разумеется, во главе с Витролем – в коварных интригах.

– Вы ищете бриллианты королевы Вестфалии? – воскликнул он на первом допросе. – Что ж, снимите с господина де Витроля его министерский мундир – под ним они и отыщутся!

Мобрей не преминул упрекнуть Витроля в сговоре с Екатериной, утверждая, что та по-прежнему преследует его за то, что он отверг ее любовь. Судя по всему, подобные обвинения давались ему легко. Между тем Дазье и Кольвиль клялись, что в этом деле они только исполняли приказы правительства в целом и князя Талейрана в частности.