Тропинка к солнцу - Бьюла Астор Страница 18

— Что ты говоришь, Милейн? Почему?

В его голосе слышалось столько тепла и участия, что она вконец растерялась.

— Думаю, не все могут быть матерями. Если женщина способна забеременеть, это еще не значит, что она сумеет любить своих детей.

— И твоя мама была такой?

Милейн кивнула. Голова у нее все еще гудела, но теперь она знала, что и как рассказать, чтобы он понял.

— Она старалась. Может быть, я не права, и она бы нас не бросила. Не знаю.

— Ты сказала, что-то случилось.

— Да. — Милейн посмотрела прямо в глаза Тэннеру. Создавалось впечатление, что у него нет возраста, он казался таким мудрым. А вот себя-то он знает? — Мне исполнилось десять. Мама куда-то ушла. Не помню. Она оставила меня и сестер у соседки. Она… она не вернулась.

— Как?

— Ее не было три дня.

Милейн набрала полную грудь воздуха, подбирая слова.

— Наверное, ей просто захотелось побыть одной. Или у нее был мужчина. Не знаю. Прошел день, и соседка решила что-нибудь предпринять. Она не могла заботиться о нас, у нее были свои дети. Она отвела нас в полицейский участок.

— В полицейский участок? Но зачем?

— Не знаю. — Она действительно не знала. Неужели Тэннер не понимает, что десятилетнюю девочку волновало только отсутствие матери? — Я никогда не забуду, как сидела там на неудобной скамейке, а мои сестрички — по обе стороны от меня. Мне было всего десять лет, но я несла за них ответственность.

— Проклятие!

Милейн вздрогнула. В глубине души ей еще не так хотелось ругаться, когда она вспоминала полицейский участок.

— Они плакали, и я пыталась их успокоить, но у меня ничего не получалось.

— Проклятие! Что же было с вами потом?

— Детский дом. — Там их взяли под опеку добрые люди, но все равно произносить эти слова было противно. — Полицейские отвезли нас в детский дом.

— Но мама вернулась?

— Да. Однако есть правила. Законы. — Ресторан понемногу заполнялся, но Милейн не слышала шума и не видела людей. — Представители социальных служб решили, что лучше нам оставаться в детском доме, пока… В общем, мы провели там несколько лет.

— Но, может… — Тэннер с трудом подыскивал слова, — может, это было лучше, чем жить с такой матерью, как ваша?

— Возможно, и так. Но неужели ты не понимаешь? У моих сестер была только я. Только на меня они могли положиться. А у меня… у меня никого не было. — Она опять обвела взглядом комнату. — Я не позволю, чтобы Эмбер так росла. Пока я жива, у нее будет на кого опереться.

Что они заказали на ужин? Тэннеру было легче думать об этом, чем о том, что он узнал о Милейн. Только он никак не мог понять, мясо или рыбу поставила перед ним официантка.

Потом на стоянке машин Милейн долго искала ключи, а Тэннер жалел, что не заехал за ней и теперь не мог отвезти ее домой. В то же время радовался этому, потому что не знал, как поступить, если она пригласит его зайти. Наверное, он все-таки принял бы приглашение.

— Холодно, — сказал он, заметив, что она дрожит.

— Да. И ночи стали длиннее.

— Ты привезла теплые вещи? Я рад, что Берт дал тебе машину.

Господи, ну неужели нельзя сказать что-нибудь более подходящее?

— Я должна быть уверена, что у Эмбер все есть. Она так выросла…

Милейн как бы просила его вернуться к прежней теме, потому что они так ни до чего и не договорились. Но Тэннер молчал. Потом она нашла ключи, и он смотрел, как она отпирает дверцу и распахивает ее. Одно мгновение — и она будет за рулем.

О чем он думает? Ничего, они скоро увидятся снова.

И все же… если он ничего не говорит, значит, не захочет больше… Она так много рассказала ему сегодня, а он только задавал вопросы о детском доме и о том, чем занимаются сейчас ее сестры и как она потом училась. Но ведь это не так уж важно.

Он должен был спросить ее, как повлияло тогдашнее сидение в полицейском участке на всю ее дальнейшую жизнь.

Впрочем, он и сам знал.

— Подожди.

Милейн посмотрела на него, и он почувствовал себя одновременно сильным и слабым.

— Знаешь… наверное, мне не надо было все это рассказывать, — прошептала она. — Мало кто знает о…

— Я рад, что ты так сделала. — И это была правда. — Всем надо когда-то снять тяжесть с души.

— Я не поэтому… Тэннер…

Правильно. Он хотел сказать, что понимает ее, но слова застряли у него в горле. Она все еще не сводила с него глаз, такая маленькая и беззащитная и такая желанная.

От ночного воздуха у нее затвердели соски и проступали сквозь свитер. Милейн обхватила себя руками, а он вспомнил, какая у нее тонкая талия. Он ходил с ней в горы и знает, что у нее сильные ноги. А потом в источнике…

Три года назад он узнал о ее теле все, что было нужно. И все-таки сейчас ему казалось этого мало. То, что случилось три года назад, не поможет сегодня. Ему было ужасно трудно выговорить «спокойной ночи».

— Я хотел бы думать, что мы можем быть друзьями, — произнес он наконец. — Хорошо, что ты смогла мне рассказать.

— Друзьями?

Дурак! Они же были любовниками, и оба не могли забыть об этом. Они способны быть друг для друга кем угодно, но только не друзьями.

— Людьми, которые доверяют друг другу…

— Ты так думаешь?

Он не знал. Не так уж он и умен. Единственное Тэннер понимал хорошо: он должен обнять ее на прощание, прижать к себе.

Бежать. Надо бежать. Так думала Милейн, но, когда Тэннер обнял ее, она его не оттолкнула. Вместо этого поднялась на цыпочки и обняла его за шею, подставляя ему губы.

Едва их губы соединились, как она перестала дрожать. Зная, что это опасно, что это наваждение, что это выглядит как обещание, она крепче прижалась к нему. И он прижался к ней.

Они оба брали и дарили. Молча. Чтобы не было искушения что-то объяснять.

Пошел снег, когда Берт собрался в Бишоп, но он заверил Милейн, что вернется в мгновение ока и она даже не заметит его отсутствия. Милейн знала, что он не подведет. Но все же, когда Эмбер буквально вывалилась ей на руки из кабины самолета, она почувствовала облегчение. Девочка была вне себя от восхищения.

Домой они ехали уже в снегопад, который привел Эмбер в не меньший восторг, чем маленький самолет Берта. Погуляв около часа по бывшему дому Андерсонов, она наконец добралась до своей комнаты.

— Вот здорово! — воскликнула Эмбер, не сводя глаз с фотографии над кроватью. — Я отсюда никуда не уеду.

Милейн ничего не сказала.