Добродетельная леди - Элизабет Торнтон Страница 18

– Никакой слух не пройдет, – твердо сказал Рейвенсворт. – Харриет Уилсон больше леди, чем великое множество знакомых мне титулованных дам. Она никогда не опорочит невинную.

– Тебе лучше знать, старик, – был беззаботный ответ. – Но почему мисс Лэнгленд взбрело в голову пойти прогуляться? – Обращаясь к Рейвенсворту, Эйвери вопросительно поднял бровь. Его светлость промолчал. – Боже мой! – воскликнул Эйвери. – Это ведь не ты!

Рейвенсворт одним глотком осушил свой бокал бренди.

– Ты был прав, Эйвери, а я ошибался. Я устроил весь этот кошмар.

– Ну, никакого серьезного вреда не причинено, – успокаивающе произнес Эйвери. – Мы вернули ее целой и невредимой. Она оправится. На деревьях полно других цветов, а?

– Не тешь себя надеждой, Эйвери, – твердо ответил Рейвенсворт. – Я еще не отказался от этой дамы.

Эйвери прищурился.

– Ты не можешь говорить это серьезно!

– Конечно, я говорю серьезно! – услышал он яростный ответ.

– Рейвенсворт, ты совсем потерял разум? Как я тебе уже говорил, эта девушка слишком добродетельна для того, что ты задумал. Оставь ее в покое. Ты должен смириться с фактом, друг мой, что некоторые женщины лучше умрут, чем позволят скомпрометировать себя. Мисс Брайони Лэнгленд слишком... чиста для тебя, сибарита.

– Это все, что ты понял? – возразил Рейвенсворт, улыбаясь своим мыслям. – Ты не знаешь, что я задумал.

Виконт Эйвери затруднился что-либо ответить. Некоторое время спустя в его глазах появился испытующий блеск. •

– Возможно, она не согласится на твое предложение ни при каких обстоятельствах. И не исключено, что леди считает тебя не в ее вкусе.

Рейвенсворт был готов ответить, но передумал.

– Это был трудный день, – устало произнес он. – Не знаю, как ты, Эйвери, но я иду спать.

Они расстались на пороге, и Рейвенсворт быстро удалился. Хаф-Мун-стрит начиналась от Пиккадилли, всего пять минут пешком до его квартиры в Олбани-Хаусе. Холодный ветер освежил голову его светлости.

Он был убежден, что сердце дамы принадлежит ему, но завоевать ее, признавал он, – совсем другое дело. У нее такие твердые принципы. Он знал, что Брайони считает его, наследника герцогского титула, недостойным ее. Оригинальная мысль! Рейвенсворт уныло улыбнулся. Она ждет, что он исправится. Черт, но он не хочет изменяться! В конце концов, он человек чести – не какой-то беспринципный мерзавец, который просто хочет добиться ее.

Рейвенсворт влетел в Олбани, раздраженно пробормотал приветствие ночному портье, дремлющему на посту, и взлетел по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Денби бросил взгляд на хмурое чело хозяина и решил воздержаться от вопроса, оправдал ли вечер его ожидания. С величайшей осторожностью камердинер освободил его от одежды и предусмотрительно исчез раньше, чем Рейвенсворт заметил его присутствие.

Она попытается игнорировать его, подумал Рейвенсворт, набрасывая парчовый халат на усталое тело. Он не позволит этого, разумеется. Эйвери будет его пропуском на Хаф-Мун-стрит, и Брайони ничего не сможет с этим поделать. Ему придется преодолеть серьезные трудности. Как он сможет сделать ей предложение, если так старательно убеждал ее, что, учитывая его ранг, о браке с ней не может быть и речи? Она будет считать его еще большим лгуном. Надо будет действовать осторожно. Когда она станет его, он согласен быть терпимым к ее болезненной щепетильности. Господи, он так восхищается ею из-за этой самой щепетильности! Но он не позволит ничему столь ничтожному встать на пути к их счастью.

История с Харриет Уилсон беспокоила его. Брайони не должна продолжать это знакомство. Профессия Харриет, он знал, не будет значить для Брайони ничего. Леди проявила к ней доброту, и она не забудет этого. Но ее нужно защитить от ее собственной наивности. К счастью, было темно, когда он привез ее домой в карете, и он предусмотрительно приказал кучеру покружить по городу. Она никогда не найдет этот дом, а Харриет упомянула, что собирается в Париж со своим последним покровителем. Похоже, все складывается к лучшему.

Что за ночь она заставила его пережить, маленькая упрямица! Он больше суток не сомкнул глаз, и каждую минуту его терзали тревога, злость, боль и раскаяние. Он был готов задушить ее, как только найдет, и в то же время хотел заключить ее маленькое страстное тело в свои объятия и защитить. Он не мог допустить и мысли, что она может просто исчезнуть из его жизни. Она не сможет перечить ему в его решимости сделать ее своей женой.

Большую часть следующей недели Брайони не выходила из спальни. Полностью оправившись после несчастного случая, она не спешила вернуть себе то, что считала позорным местом на социальной лестнице. Каждый день лорды Эйвери и Рейвенсворт являлись с визитом на Хаф-Мун-стрит, но она никогда не принимала их. Даже Харриет не могла убедить кузину присоединиться к ним хотя бы на несколько минут. Приносимые Рейвенсвортом цветы она принимала, не выказывая даже намека на учтивость, но Харриет воздерживалась от замечаний на эту тему, считая, что несчастный случай потряс Брайони больше, чем они предположили вначале.

Однако причиной угнетенного состояния духа Брайони был вовсе не страх после пережитого эпизода на улице. Ее спутанные мысли целиком занимало пренебрежение, проявленное к ней на той злосчастной вечеринке. Вспоминая холодный, безразличный прием, оказанный ей при первом выходе в свет, она стонала от унижения. А думая об оскорбительном, презренном предложении Рейвенсворта, она скрипела зубами от ярости. Но чрезмерный накал чувств скоро прошел, и естественное для Брайони хорошее расположение духа начало возвращаться.

Долгие часы она сидела в своей комнате в одиночестве, размышляя над сложившейся ситуацией. С непреклонной логикой она тщательно анализировала все, что когда-либо знала об отношениях полов. К концу недели Брайони пришла к решению. Прекрасная дама, ухаживавшая за ней, размышляла она, знает кое-что о жизни... Нужно оставаться верной собственным убеждениям. Раньше она слепо принимала наставления матери, вытекавшие из ее квакерства, но мама, с грустью обнаружила она, тоже ошибалась.

Тетя Софи не видела ничего дурного в замкнутом образе жизни племянницы. Кузины считали эту величественную даму душечкой. Она никогда не ворчала и не была чрезмерно любопытной. С искренним удовольствием тетя Софи участвовала во всех развлечениях девушек, но как бдительная дуэнья она оставляла желать лучшего. Эта дама никогда не жалела о своем присутствии на вечеринках, на которые ездили ее племянницы, но переставала уделять внимание своим подопечным, едва доставив их к месту назначения. Тетю Софи куда больше занимали удовольствия в кругу пожилых дам. Заядлая сплетница и закоренелая картежница, она неизменно устраивалась у карточного стола, где проводила большую часть вечера в оживленной болтовне с такими же матронами, которые с увлечением занимались тем, что называли «небольшим риском».

Она приняла за чистую монету объяснение Брайони насчет происшествия, так же, как и данное Рейвенсвортом вполне гладкое описание заботливой дамы, приютившей ее племянницу. Когда она упомянула, что хотела бы посетить этот образец совершенства, проявивший к Брайони такую неслыханную доброту, вежливое упоминание Рейвенсворта о том, что дама уже покинула город, было принято без всяких сомнений. Тетя Софи, которая была родственницей Брайони только через замужество, не отличалась подозрительностью. Не была она и настолько наблюдательной, как хотели бы сэр Джон и леди Эстер. Поэтому, когда Брайони, в конце концов, убедили сойти к общему столу, пожилая дама не заметила, что ее племянница избавилась от всех остатков кружев, которые раньше скрывали округлые возвышенности ее груди.