В свете луны - Кэтлин Эшенберг Страница 18

– Селеста Кинкейд не была леди. Не была доброй. И не была моей матерью.

Он резко повернулся и вышел за дверь.

Накинув на плечи шаль, Аннабель вышла в боковую галерею. Ройс не успел уйти далеко – всего лишь до коновязи на другой стороне ворот. Он стоял, облокотившись об ограду. В одной руке дрожал огонек зажженной сигары. Поза казалась расслабленной, но сам он был напряжен.

Солнце уже село, однако ночь еще не вступила в свои права. Сумеречный свет отбрасывал дрожащие тени на самшитовые изгороди и извилистые тропинки сада. Листья магнолии покачивались на ветру, где-то вдалеке слышалась трель жаворонка. Все вокруг дышало спокойствием, чего нельзя было сказать о стоявшем в темноте Ройсе.

Аннабель смотрела на его профиль и больше не верила, что за этими суровыми, жесткими чертами скрывается жестокая душа. Ветер стал холоднее, и Аннабель плотнее закуталась в шаль.

– Мистер Кинкейд… – запинаясь, начала она.

– Мы живем под одной крышей, мы женаты, в конце концов, – перебил ее Ройс, – так, может, отбросим условности? Меня зовут Ройс.

Аннабель посмотрела в сторону реки.

– Я не собиралась у вас ничего выпытывать… и надеюсь, вы примете мои извинения.

Аннабель услышала, как Ройс шаркнул ногой по земле. Она посмотрела на него.

– Мою мать звали Ребекка Буллард, – тихо произнес он. – Это имя тебе что-нибудь говорит?

Аннабель на минуту задумалась. Буллард? Она слышала, как тетя Хетти перешептывалась с кем-то о давнем скандале, но ту Буллард звали не Ребекка.

– Я слышала о некоей Буллард, которая сбежала с обедневшим английским графом. Отец потом лишил ее наследства, – ответила Аннабель.

– Ты говоришь о Марианне Буллард, единственной сестре моей матери. Как потом оказалось, граф был вовсе не таким уж бедным. Он унаследовал состояние от какого-то родственника, кажется, герцога. Потом графа убили в Индии, и тетя Марианна осталась очень богатой вдовой. Но она прожила не слишком долго и не успела истратить наследство. Она умерла бездетной. Кое-кто из родственников ее мужа унаследовал титул и поместье, а остальное перешло ко мне.

– А-а, скандально известное английское наследство, которое вы однажды упомянули?

Ройс криво улыбнулся:

– Пейтон и Ребекка поженились примерно за год до скандала. У Ребекки было богатое приданое, а у Пейтона большая плантация. Насколько я знаю, именно это сыграло немаловажную роль для заключения их брака.

Сердце Аннабель разрывалось от жалости к этому мужчине, который родился в браке без любви и вынужден был заключить такой же брак, лишенный любви. А у нее не было даже приданого, чтобы подарить ему. Аннабель терялась в догадках, не понимая, как удалось Пейтону загнать сына в такую ловушку.

– Я родился 10 сентября 1832 года, ровно через десять месяцев после свадьбы моих родителей. А на следующий день Ребекка умерла. – Он умолк и сделал еще одну затяжку.

Аннабель, не любопытная по натуре, хотела было уйти и оставить его наедине с призраками прошлого, но Ройс остановил ее.

– Селеста – мать Гордона… и единственная мать, которую я знал. Она прожила с Пейтоном пять лет, и ее имя никогда не упоминается в этом доме. Тебе не нужно знать всего этого, Аннабель. Эта история так же отвратительна, как и сами Кинкейды – отец Пейтона, Пейтон и я. Исключением является Гордон. Каким-то образом ему удалось избежать проклятия.

Аннабель хотела сказать Ройсу, что он ошибается. Пейтон не был отвратительным или злым. Разве что властным, и то не всегда. Она помнила, как он пригласил на вальс несчастную молодую девушку, то есть ее, и как назвал себя одиноким стариком. В глубине души она знала, что он заставил сына жениться на ней и ради себя, и ради нее. Хотел, чтобы у нее и Бо был дом и чтобы сын остепенился. Но Ройс и слушать об этом не хотел.

Аннабель вспомнила все, что слышала о Ройсе. Он прослыл скандалистом. Его называли распутником и паршивой овцой. Но знала Аннабель и другое. Он хорошо относился к ее отцу, участливо к Бо. А с Гордоном дружил.

Гордона Аннабель знала очень хорошо. Он не стал бы дружить с дурным человеком. Аннабель подошла к Ройсу, положила руку ему на плечо и ощутила, как напряглись под тканью его мускулы.

– Может, вам станет легче, если мы с Бо вернемся в Лексингтон?

Подбородок Ройса дрогнул, и сердце Аннабель болезненно сжалось. Ей захотелось прижать его голову к своей груди, погладить по волосам и сказать, что прошлое так и останется прошлым и что лучше вовсе забыть о нем.

– Ты не боишься Пейтона?

– Нет, – ответила Аннабель.

Ройс поджал губы.

– Останься здесь, Аннабель. Вот-вот начнется война, и раз уж все равно не найдется безопасного места, тебе лучше остаться здесь, под защитой Пейтона.

– Я спросила, чего хотели бы вы?

Глаза Ройса потемнели от тоски. Он бросил окурок на землю и растер мыском ботинка.

Затем взял Аннабель за руку, поднял ее и долго изучал, пока она пыталась унять бившую ее дрожь.

– Я знал, что найду его здесь. – Он сделал вид, будто снял что-то с ее рукава и положил ей на ладонь. – Твое сердце, Энни-детка. Спрячь его… в какое-нибудь безопасное место, – мягко произнес Ройс, зажав ее пустую ладонь. – Мне оно не нужно, и я не хочу нести вину за то, что разбил его.

Аннабель ощущала его страдания, как свои собственные. Ройс не знал, что на свете больше не существует безопасного места, куда бы она могла спрятать свое сердце. Он завоевал его. Ей очень хотелось успокоить, утешить Ройса, облегчить его боль, которую он так тщательно скрывал.

– Давайте будем считать, что я его уже спрятала, – сказала Аннабель. – А теперь скажите: могли бы мы стать друзьями?

– Оригинальная идея, миссис Кинкейд. – Ройс завязал концы шали у ее шеи. – Муж и жена, да к тому же друзья… – Он поднес руку девушки к губам и поцеловал ладонь, вежливо поклонившись. – Не будь ты дочерью своей матери, а я – таким мерзавцем с черным сердцем, вполне вероятно, я женился бы на тебе не потому, что так нужно, а по собственному желанию.

Конечно же, он дразнил ее. Но это означало, что он не совсем безразличен к ней. Ройс отпустил ее руку, и Аннабель сжала пальцы, чтобы сохранить его поцелуй, в то время как ее сердце, словно птица Феникс восстав из пепла, парило на крыльях мечты.

Однажды Ройс попытался убедить Кларенса, что они единокровные братья. Ему тогда было лет семь, а Кларенсу – восемь. Всего год разницы, но Кларенс был гораздо мудрее своего друга и господина в житейских делах.

Насколько Ройс помнил, в тот день Пейтон появился в Ричмонде со своей новой супругой, политиканствовал и общался с себе подобными. Кларенс закончил работать в кузне с отцом, и теперь мальчики валялись на берегу реки. Солнце палило нещадно и слепило глаза. Его лучи были настолько горячими, что Ройс ощущал их жар даже через широкополую соломенную шляпу.