Парус любви - Лори Макбейн Страница 18

Закутанная в траурную одежду безмолвная женщина, сидевшая в гондоле, возвращалась из церкви Сан-Джорджо-Маджоре, где, терзаемая скорбью, она попрощалась с единственным человеком, которого по-настоящему любила. Стоя на корме, гондольер медленными ровными гребками рассекал воду, направляя гондолу подлинным, извилистым и узким боковым каналам, которые как бы ввинчивались в самую сердцевину города, некогда гордой сверкающей жемчужины Адриатики. На солнце еще сверкали большие купола базилики Святого Марка. Во многих мраморных дворцах, где некогда жили могущественные купцы, князья, и ныне еще оставались избранники судьбы, проводившие здесь свой драгоценный досуг, но и город, и его жителей разъедала какая-то ядовитая плесень. Она несла с собой разрушение фундаментам домов, вырождение сердцам и душам венецианцев.

В гондоле, которая продолжала свой путь сквозь тлетворный дух, что царил здесь повсюду, сидела Ла Роза Тристс, Печальная Роза, одна из самых привлекательных и порочных куртизанок Венеции. Своим прозвищем она была обязана тому, что одевалась во все черное, вкалывая в волосы единственную алую розу. Печальная Роза была окружена таинственностью, ибо никто никогда не видел ее лица. В этом городе, где принято ходить в масках, аристократ и крестьянин, знатная госпожа и проститутка, герцог и жиголо свободно общались между собой, не опасаясь разоблачения. Печальная Роза держалась совершенно обособленно, ее лицо и настоящее имя оставались тайной даже для самых пылких и щедрых поклонников. Но все венецианцы знали, что она прекрасна, некоторые даже говорили – как мадонна. Случалось, что на кое-каких карнавалах и балах Печальная Роза появлялась в черной шелковой маске, прикрывающей лишь часть лица. И тогда можно было видеть ее классические черты, своей невинной красотой напоминавшие лик ангела: светлоглазая и светловолосая, она походила на сверкающую в полуночном небе звезду.

Почему Печальная Роза носит черное платье и алую розу, никто из венецианцев не знал точно, но некоторые – те, кто был не слишком добр и завидовал ее популярности, – говорили, что таким образом она хочет привлечь к себе всеобщее внимание. Однако кое-кто утверждал, что она одевается так потому, что ее семья и ее возлюбленный погибли в кровавой вендетте, а теперь она простилась и с последим из тех, кого любила. Ее горе, во всяком случае, было совершенно искренним, ибо недавно она потеряла любимого брата Ле Принчипе Беондо – Светловолосого князя, как его называли богатые знатные дамы, при которых он состоял в роли чичисбея. Его нашли в грязных водах канала со стилетом в спине.

Красавец с аристократическими манерами, ее брат пленял пресыщенных венецианок, мужья которых вынуждены были искать платных развлечений на стороне. Для своих дам он служил телохранителем, слугой, доверенным компаньоном, привольным шутом и возлюбленным – всегда готовым выполнить любое их поручение. Возможно, в последний раз Светловолосый князь слишком усердно выполнял свои обязанности чичисбея, и какой-то ревнивый муж решил освободиться от соперника. Или, может быть, какая-нибудь прежняя разгневанная любовница из знатных дам захотела вернуть его себе, а он с презрением отверг ее просьбы. Или Светловолосый князь обратил благосклонный взгляд на жену или любовницу какого-нибудь мстительного господина. Говорили, что он способен презрительно и насмешливо обходиться с теми, кого считает ниже себя, или с теми, перед кем у него нет необходимости заискивать. Слишком часто, перебрав портвейна и пунша, Светловолосый князь давал волю своему языку, с которого так и сыпались язвительно-саркастические замечания. Его насмешки не щадили никого, кроме. Печальной Розы, и, « однако, никто не имел ни малейшего понятия о том, что происходило между ними в роскошном дворце, который они снимали возле Большого канала.

– Лс Принчипе Беондо э морте!– послышался резкий крик среди темных теней, окутывавших канал, по которому скользила гондола с куртизанкой. Вот она проплыла под мостом, где стояло множество людей, среди них и те, кто искренне оплакивал смерть Светловолосого князя. На воду вокруг гондолы посыпались розы. С моста послышались горестные крики.

Какой-то человек весь в черном внезапно рассмеялся, его худые плечи задрожали, и чем сильнее била их дрожь, тем громче становился смех. Гондольер нервно перекрестился, смех наконец оборвался, превратившись в судорожные рыдания. Человек в черном, захлебываясь, рыдал и рыдал.

Печальная Роза подобрала дрожащей рукой единственную розу, упавшую ей прямо на колени, и, прижав к губам, стала вдыхать сладостный запах. Итак, ее брат мертв. В этот самый день его погребли, и она осталась одна в своем изгнании. Как посмел он покинуть ее? Как посмел обречь на муки одиночества? Господи, она вытащила бы его из могилы, если бы такое было возможно. Он не имел права умирать. Ни малейшего!

Гондола подплыла к причалу перед стройным, благородного вида палаццо. Широкие мраморные ступени, спускающиеся к воде, были заполнены ливрейными лакеями, готовыми подхватить госпожу, как только ее атласные туфельки ступят на разостланный на лестнице ковер.

Никогда еще прежде ступени не казались Печальной Розе такими крутыми, она покачнулась, но тут же, прежде чем услужливый лакей успел прийти на помощь, вновь обрела равновесие. Решительно поднявшись по лестнице, Печальная Роза величественной походкой вошла через резную дверь в свой дом. Когда она проходила по холодным мраморным плитам пола, ее черные юбки шелестели. Держась рукой за балюстраду, Печальная Роза поднялась по витой лестнице в свои личные апартаменты. Слегка наклонив прикрытую вуалью голову, она вошла в высокие двери. Вместе с обстановкой в стиле рококо в широких настенных зеркалах многократно отразилась и ее черная фигура. Позолоченные, все в резных узорах столики и обтянутые алым шелком кресла и диваны наполняли комнату игрой своих цветов. С разрисованного фресками потолка свисали сверкающие канделябры, изукрашенные цветами. Остановившись, Печальная Роза молча наблюдала за дрожащими на стенах и потолке отблесками капала.

– Ми скузи), синьора, – послышался голос Софии, самой преданной, не отходившей ни на шаг от своей госпожи служанки. Она говорила тихо, почти шепотом, чтобы не потревожить любимую госпожу. – Я сказала ему, что вы не хотите его видеть, но он настаивает, – произнесла она, ломая руки. – Я сказала, что сегодня вы похоронили своего брата. Что вы в большом горе и не хотите его принять.

– И кто это смеет меня беспокоить? – поднимая глаза, спросила Печальная Роза. Извиняющийся голос служанки нарушил ход ее горестных мыслей.

– Я, – сказал граф Никколо Расгьери, вставая с кресла. До сих пор высокая бархатная спинка скрывала его от взгляда Печальной Розы. Он направился к ней навстречу, всем своим видом показывая, что имеет полное право быть в ее салоне. Граф был очень элегантен, с надменной посадкой головы. По всему видно было, что он потомок многих поколений богатых, привилегированных аристократов. Он был уже не молод, на его худощавом лице лежали отпечатки долгих лет разгула и сибаритства; от орлиного носа к чувственному рту пролегали глубокие складки. На губах, казалось, навечно застыла презрительная усмешка, в ссутулившихся плечах скопилась сильная усталость. Но истинные его чувства выдавало усталое, пресыщенное выражение глаз.