Опаленные крылья - Элизабет Эштон Страница 18

— Вы медсестра? Х-м, очень полезная и важная профессия в наших краях, — пробормотал он и достал бинты.

Джулия осторожно закатала рукав его рубашки, невольно касаясь загорелой кожи, под которой застыли упругие мускулы. Ее пальцы не утратили профессиональных навыков, и, хотя девушка остро чувствовала, что Арман пристально смотрит на нее, она проворно и ловко наложила повязку на глубокую рану на его предплечье и закрепила ее шейным платком, который он вынул из кармана. Платок был белый, чистый и пах лавандой.

— Вот и все, — сказала Джулия и, полюбовавшись своей работой, осторожно опустила рукав рубашки. Арман глубоко вздохнул и расслабился. — Но вам надо зафиксировать руку, может, для перевязи сгодится ваш шарф?

Но он отказался от этой идеи.

— И так хорошо, спасибо, мадемуазель.

— Как только мы вернемся в дом, вы должны хорошенько промыть рану и продезинфицировать ее, — настойчиво потребовала она. — И хорошо бы наложить пару швов. — Джулия с беспокойством посмотрела на него.

— Жанна зашьет это кетгутом, — беспечно сказал Арман. Жанна была женой одного из gardiens. — Она всегда нас штопает. Но уверяю вас, мадемуазель, что здесь нет ничего страшного. — Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Знаете, обо мне никто так не заботился с тех пор, как я побывал в госпитале, когда после ссоры с быком чуть не потерял половину потрохов.

— Ох! — Джулия почувствовала легкий приступ тошноты.

— Это было на празднике в День святых Марий, — продолжал он. — Вы еще будете здесь в это время?

Джулия уже слышала разговоры об этом празднике, на который все население Камарга отправляется как в паломничество, но он проводится в конце мая, когда ее отпуск закончится. Она сказала об этом Арману.

— Очень жаль, — заметил он, — вам следовало бы отложить свой отъезд и посмотреть на праздник. Это передаваемая из поколения в поколение традиция нашего народа. Туристы толпами съезжаются поглазеть. — Он скривился.

— А что это за праздник? — равнодушно спросила Джулия. На самом деле ее больше беспокоила его рана, чем фестиваль.

Арман сел на лошадь, и они направились в сторону усадьбы.

— Он отмечается каждый год 25 мая, это церковный праздник двух Марий: Марий Клеоповой, двоюродной сестры Пресвятой Девы, и Марии Саломеи, матери апостолов Иоанна и Иакова. Легенда гласит, что они бежали из Иерусалима и высадились на морском берегу Галлии. Но самое интересное действующее лицо этого предания — Сара, их служанка-египтянка. Ее день отмечают 24 мая. Святая Сара — покровительница и заступница цыган, хотя она и не была канонизирована. Кстати, останки обеих Марий хранятся в верхней церкви, а ее склеп находится в подземной часовне… Можно назвать это классовым снобизмом или просто расовой дискриминацией. — Арман сардонически усмехнулся. — Но цыган это совсем не заботит. Они любят Сару и собираются сюда со всех концов света. Несмотря на полчища назойливых туристов, это по-прежнему цыганский праздник: они вместе преломляют хлеб, произносят свои молитвы, поют и танцуют всю ночь напролет.

— Боюсь, я не смогу остаться до конца мая, — сказала Джулия, решив, что это совсем ее не привлекает и выглядит слишком прованским. — Вы, конечно, пойдете?

— Я никогда его не пропускаю, — ответил Арман и добавил спокойно: — Моя мать была цыганкой.

Итак, он сам признался ей в этом, и то, что говорила Дениза, было правдой. Его внешность могла быть даром древних фараонов: худое лицо, темные, как ночь, волосы, миндалевидные глаза. И только тонкогубый рот и волевой подбородок принадлежали к западному типу.

— Спасибо, что рассказали мне, — искренне поблагодарила она.

— Значит, вы не презираете меня за то, что я цыганский полукровка?

— Конечно же нет! Кстати, Дениза сказала, что цыгане — самая древняя раса на земле.

— Эта женщина просто сумасшедшая, — равнодушно заметил он. — Все мое детство мне вслед звучали только презрительные слова. Но когда я вырос и стал достаточно сильным, я бил каждого, кто меня обзывал. Ни один человек не посмеет оскорбить меня сейчас, мадемуазель.

— Никто и не захочет этого, — ответила она. — Но ваша мама… Она умерла?

— Да, она умерла, когда я родился. Никто не знает, кто был мой отец. Им мог быть и принц… и бродяга. — И вновь сардоническая улыбка появилась на его лице. — Мать забрела сюда, когда родные изгнали ее за нарушение закона. Месье Боссэ пришел нам с ней на помощь в трудную минуту. Он дал мне свое имя.

Об этом ей уже с презрением рассказывал Ги, человек, который не имел и четверти тех достоинств, что были у Армана.

— Я унаследовал беспокойные ноги, которые тянут меня в странствия, — мечтательно продолжал он. — Домашний уют и цивилизация совсем не привлекают меня. Я даже часто сплю по ночам под открытым небом.

— И вы еще никогда не покидали Мас?

— О нет, покидал, несколько раз. Месье Боссэ понимает меня. Я бродил по Испании… был в Греции… даже учился в Париже. — Арман засмеялся. — Вот это мне совсем не понравилось, но зато я теперь умею читать и писать.

Эти откровения совершенно изменили мнение Джулии о нем. Он, оказывается, совсем не дикарь — путешествовал по миру и образован, но все-таки остается в Мас-Боссэ и проводит дни на пастбищах. Как будто угадав ее мысли, Арман сказал:

— Но я всегда возвращался в Mac. А теперь, когда ваш дедушка ничего не может без меня делать, я останусь здесь до конца.

— А потом? — спросила Джулия и вздохнула.

— Поеду за моря. В Южной Америке есть много нехоженых мест. Боюсь, что, когда Ги Кордэ унаследует ранчо, он его продаст. И это станет концом жизни здесь.

Оказывается, Ги не только имеет виды на наследство, но и на самом деле является наследником своего дяди. Джулия знала — он не любит эту землю, и ей тяжела была мысль о том, что усадьба попадет в чужие руки, возможно, даже будет разорена: болота осушат, скот и лошадей угонят.

— О нет! — воскликнула она. — Ему нельзя позволить продать все это!

Арман удивленно взглянул на нее:

— Оно и для вас стало что-то значить, да?

— Да, — просто ответила девушка и гордо добавила, в первый раз отождествляя себя с родными своей матери: — Все-таки я наполовину Боссэ!

— А я вот совсем не Боссэ, — посетовал он, — хотя и ношу эту фамилию благодаря любезности вашего дедушки. Но Мас не мог бы значить для меня больше, даже если бы в моих жилах текла кровь Боссэ.

— Наконец у нас появилось что-то общее, — робко заметила Джулия.

— Только любовь к ранчо, — твердо ответил он. — Скоро вы вернетесь к своей прежней жизни, и все это… — он обвел рукой обширное пространство болот и неба, — станет только воспоминанием. Но я думаю, что вы на самом деле не такая, как все. В своих мечтах вы постоянно будете возвращаться сюда.

Джулия отвернулась, чтобы Арман не мог видеть слез, внезапно навернувшихся ей на глаза. К горлу подступали рыдания. Она не такая, как все, — Камарг всегда будет преследовать ее. И не только эта земля, но и память о загадочном мужчине с миндалевидными глазами, чей образ уже отпечатался в ее сердце. Теперь, когда он так безразлично говорил о расставании, она поняла, что ведет с ним борьбу, обреченную на неудачу, с того самого первого дня, когда они встретились. И ее непреодолимо влечет к нему. Даже хорошо, что она уезжает, не успев поставить себя в глупое положение. Он же только что сам сказал, что у них нет ничего общего, кроме любви к ранчо. А когда дед умрет, между ней и Арманом пролягут тысячи миль, половина земного шара. Джулия пришла в себя от этих безрадостных мыслей, только когда они уже подъезжали к дому.