Нет имени тебе... - Елена Радецкая Страница 18

Я стала проверять все встречные подворотни, заходила во дворы, чтобы узнать, проходные ли они. Зинаида сопротивлялась, дворники подозрительно на нас смотрели и спрашивали, кого нам надо.

Зинаида устала и еле плелась. Я тоже устала, но не от беготни, я была сломлена морально. Зинаида пребывала в мыслях о своем голубке: прилетел – не прилетел. Извозчика мы не добыли до самой Сенной.

– На все воля божья, – вздохнув, сказала Зинаида.

Обо мне или о своем голубе она думала, понять трудно. Однако в ее словах был смысл: пусть все идет своим чередом, авось, куда-нибудь да вывезет. Что суждено, то случится, и теперь мне казалось, что должно это случиться внезапно, когда я и ждать не буду. И рыпаться нечего. Однако я чувствовала, что завтра опять стану бродить в окрестностях Сенной. И послезавтра. Снова и снова.

В доме было свежо, пахло мытыми полами, а окна стали так прозрачны, что кажется, скрипели. Моя комната приятно преобразилась. На окне свежие кисейные занавески и горшок с розовым бальзамином. Хлам вынесен, зато появился туалетный стол с зеркалом, мраморной столешницей, тазом и кувшином, полосатый диван, стол и стулья, и предметы роскоши: массивный подсвечник на четыре свечи и чугунный вздыбленный конь. А кровать – голая, без перины и белья.

Наталья сказала, что кровать мою собственноручно пролила кипятком и сейчас застелет. А Белыш прилетел через час-полтора после нашего возвращения. Бог ты мой, сколько восторженного квохтанья! Окно в выстывшей комнате Зинаиды было тут же закрыто, и началась ловля голубя, который не спешил отдаться в руки. Наконец Зинаида овладела им, на глазах у нее вскипели слезы радости, последовали поцелуи, хотя птица в тот момент, как мне показалось, совсем не была к ним расположена. И вдруг:

– Что это?! Что такое?!

Поначалу я решила, что к хвосту голубя что-то приклеилось, но это что-то оказалось привязано шелковой ниткой! Своими костлявыми пальчиками Зинаида отвязала длинненькую трубочку и сообщила, что это обрезок гусиного пера. Он был очищен с двух сторон от бородки, один конец зашит, другой заткнут чем-то наподобие восковой пробочки, которую Зинаида ловко сковырнула иголкой, а затем подцепила то, что находилось в этом футлярчике, и вытянула миниатюрный свиток тончайшей бумаги. На нем было что-то написано бисерным почерком, и тут у Зинаиды затряслись руки, она так разволновалась, что передала бумагу мне, и я прочла вслух:

«Милостивая государыня! Возвращение голубя было для меня большой радостью и неожиданностью, поскольку я уже не надеялся его увидеть. Не знаю, догадались ли Вы, что птица эта – почтовый голубь. Он совсем молод и только начал обучение, но способности имеет выдающиеся. Я назвал его Белышом…»

Чтение пришлось прервать, потому что Зинаида чуть в конвульсиях не забилась от этого совпадения. Полагаю, имя для белого голубя было не слишком оригинальным. Я бы, конечно, назвала его Снежком. Тоже банально, но, как я уже успела заметить, у них и у нас банальное не совпадает.

«…Когда Белыш в положенное время не вернулся домой, я догадался, что он попал в беду. В городе голубю может угрожать залетная хищная птица и несмышленая ребятня. Ежели птица жива, но в воздух подняться не может, то большая угроза от котов, собак и недобрых людей. Историю путешествия, ранения, лечения и дружбы с Вами я прочел по внешнему виду Белыша, а кольцо добавило важную замету о Вас. Я понял, что голубю повезло встретиться с добрым человеком, который подвязал к дощечке сломанную ножку и, пока она не срослась, ухаживал за ним с любовью. А колечко на нарядном шнурке рассказало о том, что спаситель относится к прекрасной половине человечества. Это маленькое колечко сообщило мне также о маленьких ручках, о тонких пальцах, ласковых и ловких, умеющих вылечить птицу с редким успехом. Об успехе говорю не случайно, я знаю толк в ветеринарном искусстве. Я написал Вам об опасностях, подстерегающих голубя, а для голубя с золотым колечком на груди они многократно увеличиваются. Беру на себя смелость просить Вас о позволении доставить Вам кольцо и лично засвидетельствовать мое глубочайшее уважение, восхищение и благодарность. Ваше согласие и адрес жду голубиной почтой.

Искренне преданный Вам

Дмитрий Васильевич Бахтурин».

Зинаида потеряла дар речи, а, когда обрела его, я не могла понять, что ее больше поразило – само письмо или то, что у голубя обнаружился хозяин.

– Что же теперь делать? – потерянно спросила она.

– Писать ответ.

– Это невозможно! Это против всех правил приличия…

– По-моему, против правил приличия не ответить на такое милое письмо.

– А как же Белыш? Его придется отдать?

– Вы же не хотите сгноить его в клетке? А кольцо вы не хотите вернуть?

– Да бог с ним, с кольцом! – Она с горестным видом взирала на птицу. – Так вы считаете, что требуется ответ? А что же писать? Я не желаю, чтобы он сюда приходил!

– Так и напишите, – я с трудом удерживалась от смеха. – Мерси за галантное письмо, но видеть вас не желаю.

– Мыслимо ли такое написать?

– При желании все можно изложить вежливо, элегантно и даже хитроумно, и если он джентльмен, то подарит вам Белыша.

– Думаете, подарит? – Такой поворот дела явно заинтересовал Зинаиду. – Но как же составить письмо, вы можете это сделать? Я и бумаги годной не сыщу. Поблизости не купишь такой. Впрочем…

Она очень споро куда-то заковыляла, а вернулась с французской книжкой большого формата, гравюры в ней были покрыты вкладками из тончайшей папиросной бумаги.

– Надо попробовать, не расплываются ли чернила, – сказала она, и мы сделали пробу. Чернила не расплывались. – Теперь пишите!

Тут я и подумала: ведь у них не только календарь «старый», у них и орфография «старая», которой я не владею.

– Нет уж, пишите сами. Я пишу как курица лапой, а здесь нужен бисерный почерк.

– Но я же не знаю, что писать!

– А я буду диктовать.

И вот она вывела первые строки изумительным каллиграфическим почерком:

«Милостивый государь Дмитрий Васильевич! Меня удивило и взволновало Ваше письмо, а в особенности то, что Вы точно распознали, что случилось с голубем, и назвали его тем же именем, что и я. Я тоже звала его Белышом, хотя, возможно, учитывая цвет его оперения, в этом и нет ничего удивительного…»

Тут я задумалась, а Зинаида с надеждой смотрела на меня и терпеливо ждала, пока я продолжу диктовку. И я продолжила:

«…За то время, что я ухаживала за Белышом, я очень привязалась к нему. Мне трудно представить, что теперь я должна с ним расстаться, и я буду Вам очень признательна, если Вы станете иногда отпускать его ко мне погостить. О кольце не беспокойтесь, а для личной встречи пока нет никакой возможности. С уважением и признательностью…»