Бриз для двоих - Полина Поплавская Страница 18

В гостиную заглянула девочка-подросток, окинула Джуди беглым, скользящим взглядом, от которого разглядываемый просто не успел бы смутиться, и тут же исчезла. Собеседница Джуди, по-видимому, мать девочки, извинилась и вышла. Джуди захотелось встать и потихонечку проскользнуть к дверям.

Разговор и так подходил к концу, сейчас она получит вежливый, обоснованный отказ. Впрочем, может быть, сразу и не откажут, а попросят позвонить через пару дней. Но уйти было невозможно – при всей своей импульсивности Джуди никогда не позволяла себе нарушать правила приличия.

– Эми! – влетела в спальню Никки. – Там какая-то строгая мисс пришла устраиваться к тебе секретаршей!

Эмили скривилась.

– Да ты не волнуйся! – Никки присела на край постели и погладила бабушкино запястье. Она теперь старалась обращаться с Эмили как можно бережнее. – Мама сама хочет от нее отделаться, она ей не понравилась.

– Почему?

– Мама сказала, что у нее… – девочка сделала страшные глаза и, не удержавшись, прыснула, – что у нее синяк под глазом!

Никки зашлась смехом. Эмили невольно улыбнулась, как всегда, чуть сморщив губы, но тут же сделала строгое лицо.

– Не понимаю, что здесь смешного, – урезонивая разошедшуюся внучку, проговорила она. – Мало ли что случилось с человеком…

Она о чем-то задумалась, а Никки все еще вздрагивала от подавляемых изо всех сил приступов рвущегося наружу хохота.

– Подай мне халат, – вдруг сказала Эмили и откинула легкое покрывало.

Она тщательно причесалась, не отвечая на удивленный взгляд Никки, и направилась к двери.

– Ты что – собираешься спуститься? – спросила внучка.

– Да.

– Тебе же еще нельзя…

Но Эмили уже вышла, и лицо ее выражало упрямую решимость.

Нора с гостьей стояли в дверях гостиной, видимо, уже прощаясь. Эмили попыталась приглядеться к претендентке на роль помощницы, но в последние годы зрение заметно ослабло – хотя машину она все еще водила, не испытывая трудностей. Все, что она смогла разглядеть – это неплохо сидевший, но все же чрезмерно строгий, не по сезону, костюм цвета выцветшего неба и гладко зачесанные волосы, увенчанные на затылке пышным, тяжелым узлом. Однако для Эмили не имело большого значения то, что она хотела разглядеть, она и так уже приняла решение: если дочь против – значит, она будет за.

– Нора! – негромко окликнула Эмили.

Нора и Джуди подняли головы. Эмили стояла наверху, опираясь на деревянные перила лестницы.

– Мама! Зачем ты поднялась?! – Нора произнесла это мягко, но чувствовалось, что она очень недовольна. Все последние дни она говорила с матерью мягким и одновременно настойчивым тоном, как говорят с расшалившимися детьми. К тому же сейчас они были не одни.

– Попроси девушку пройти в кабинет, Нора, – тоном, не терпящим возражений, произнесла Эмили.

– Мы уже все обговорили… – возразила было Нора, но сразу осеклась.

Она повернулась к Джуди и впервые за время их общения попыталась улыбнуться. Улыбка свидетельствовала о чувстве неловкости, испытываемом этой невозмутимой женщиной, и поэтому доставила Джуди некоторое, почти жестокое, удовольствие.

– Понимаете, мама все привыкла решать сама… Вас не затруднит?..

– Нет-нет, конечно, – пришла ей на выручку Джуди. – Я охотно поговорю и с ней, тем более, что…

– Да, возможно, вам придется общаться. Я ведь только посредник…

Джуди узнала ее сразу, как только вошла в кабинет. События того вечера пронеслись перед ее глазами с удивительной ясностью. Джуди вспомнила счастливую улыбку на лице этой женщины, ее глаза, глядевшие куда-то далеко, за много миль или за много лет от того ресторана и того вечера, а потом так пронзительно взглянувшие на нее, Джуди… За эти два месяца она осунулась и постарела – видимо, болезнь оставила свой неизгладимый след.

Эмили молча указала Джуди на кресло и села сама. Джуди ждала скользящего взгляда, которым, наверное, обладали все члены этой семьи, но старая леди, напротив, без всякого стеснения рассматривала ее…

Вдруг брови Эмили удивленно приподнялись.

– Позвольте, – не совсем уверенно произнесла она. – Мы ведь с вами уже встречались…

Джуди струсила и решительно замотала головой:

– Не припоминаю, простите…

– Да-да, – задумчиво произнесла Эмили, – вполне возможно, что вы не помните. С чего бы вам меня помнить?.. – Прошла, должно быть, минута, прежде чем она заговорила снова: – Вам, наверное, уже сказали, что я не совсем здорова. За мной, так сказать, нужен присмотр. Хорошо, что хоть нет необходимости в девице в белом халате… Вы, я надеюсь, не медсестра?

– Нет.

Джуди была предупреждена Норой о том, что миссис Краун недолюбливает медсестер и необходимо скрывать, что Джуди когда-то окончила курсы и даже почти год проработала в больнице.

– По правде сказать, – тут Эмили наклонилась поближе к Джуди и произнесла доверительным шепотом: – я их не переношу.

Джуди не сумела скрыть улыбки, на которую, видимо, и рассчитывала Эмили.

– А вы хорошо улыбаетесь… – сказала она, – когда делаете это искренне.

Джуди смутилась. Та приклеенная улыбка, которую она водрузила на лицо, заслышав шаги Норы и с которой вошла в кабинет, теперь ей самой показалась глупой и жалкой.

Некоторое время обе женщины молчали, однако отчего-то это молчание не было для Джуди тягостным.

– Вы любите такой стиль одежды? – наконец спросила Эмили.

Джуди опешила.

– Простите?..

– Я вовсе не хотела вас обидеть. У вас чудный костюм, и он вам очень к лицу.

Джуди смутилась еще больше.

– Но… может, я ошибаюсь, однако, я редко ошибаюсь… – Эмили сама первой рассмеялась над тем, что сказала, а затем с улыбкой продолжила: – Почему-то мне кажется, что вы любите одеваться как-то иначе. Понимаете, чувствуется, когда человек оделся потому, что так надо, а когда он одет так, как ему нравится.

Джуди не успела ответить – да и что бы она смогла ответить? – как в комнату заглянула Нора.

– Мама! – произнесла она все тем же мягко-настойчивым тоном, – тебе категорически запрещено вставать вообще, а тем более так долго оставаться на ногах.

– Нора, детка, – совершенно невозмутимо проговорила Эмили, – разве я не учила тебя, что прежде чем войти, все воспитанные люди стучат?

Нора поджала губы: это было уже слишком! Передернув плечами, она удалилась с видом оскорбленного достоинства, уже не стесняясь чужого человека, невольно оказавшегося посвященным в непростые семейные отношения.