Вся ночь впереди - Тереза Вейр Страница 18

Она посмотрела на Остина. Его тело с ног до головы сотрясала крупная дрожь, на лбу выступил пот. «Это от слабости», – догадалась Молли. Он подтвердил эту ее догадку, плюхнувшись с размаху в кресло. Передохнув, Остин схватился за дощечку и начертал одно-единственное слово:

КЛЯНЕШЬСЯ?

Молли понадобилось не меньше минуты, чтобы разобрать его закодированное послание. Он спрашивал, готова ли она поклясться, что уедет в тот самый день, когда он придет в норму.

– Клянусь, – серьезно сказала Молли.

Остин закрыл глаза, глубоко вздохнул и, признавая свое поражение, кивнул в знак того, что готов вернуться домой.

На следующий день после того, как Остин вернулся домой, в дверь позвонили. Молли открыла дверь и обнаружила, что к мужу пришла редкая гостья: его сестра Габриэль.

Стоя на ступеньках у крыльца, Габриэль, прежде чем войти в дом, в последний раз затянулась сигаретой, швырнула окурок под ноги и раздавила его подошвой красной туфли на высоком каблуке. Затем, звеня браслетами, она оправила обтягивающую бедра кожаную юбку и сказала:

– В газете в медицинской колонке напечатали, что Остин выписался из больницы.

Хотя Габриэль жила на расстоянии каких-нибудь восьмидесяти миль от Ла-Гранде, Молли видела ее всего два раза. В первый раз – незадолго до того, как они с Остином поженились, и во второй – на похоронах отца Габриэль и Остина. Оба раза Габриэль держалась подчеркнуто холодно, так что подойти к ней, чтобы познакомиться поближе, казалось немыслимым.

Все в этой женщине было для Молли чужим и абсолютно неприемлемым. Даже ее манера одеваться. Даже то, как она курила и пила, не говоря уже о самих этих пороках. Раздражали каждый ее жест и вообще весь ее облик. Молли не могла отделаться от ощущения, что Габриэль продолжает жить в конце пятидесятых, а в качестве настольного пособия использует молодежные журналы той безвозвратно ушедшей эпохи.

«Непутевая» – вот единственное верное слово, которым Молли могла бы коротко охарактеризовать эту женщину.

Остин никогда особенно о своей сестре не распространялся. Молли, за исключением того, что та позировала обнаженной для нескольких мужских журналов, почти ничего о ней не знала.

Молли распахнула дверь пошире, сделала шаг в сторону и впустила сестру мужа в дом.

* * *

Габриэль сидела на краешке стула, вытянув стройные ноги и скрестив их в щиколотках. Ей очень хотелось курить. Хотя Остин никогда не был особенно разговорчивым, воцарившееся в гостиной молчание, связанное с его нынешним состоянием, начинало уже действовать ей на нервы. Она даже стала сожалеть, что Молли вышла, оставив их с Остином наедине. Когда вот так сидишь и молчишь, не зная, что сказать родному брату, поневоле чувствуешь себя полной идиоткой.

С другой стороны, о чем, собственно, ей говорить с Остином? За последние двадцать лет они виделись три или четыре раза. Зря она вообще к нему приехала – вот что. И чего это вдруг на нее нашло? Человек, который сидел перед ней, был, в сущности, ей совершенно чужим. У него была взрослая дочь, с которой она даже не была знакома, и внучка, которую она, соответственно, тоже никогда не видела. Помнится, Остин написал ей о рождении ребенка, но она долгое время не могла вспомнить, кто у него родился – девочка или мальчик.

Решив, наконец, нарушить затянувшееся молчание, Габриэль откашлялась и произнесла:

– Никак не могу вспомнить, говорила я тебе, что хожу в вечернюю школу, или нет?

Ложь. Впрочем, не совсем. Все-таки несколько вечеров она эту самую школу посещала. Потом, правда, вся эта тягомотина ей надоела, и она забрала документы. Зачем она вообще об этом заговорила? Да очень просто: она была уверена, что сам факт того, что она снова стала посещать школу, окажется для Остина не лишенным интереса.

– А закончив школу, я смогу поступить в колледж. Заочный, конечно.

Остин издал мычание, с помощью которого пытался выразить свое безусловное одобрение. Удивительное дело, Остин, судя по всему, был рад ее видеть. Было, было все-таки время, когда они друг без друга просто жить не могли, а такое не проходит бесследно. Как-то раз Остин даже принял на себя ее грехи, за что его основательно поколотили.

Ах, это доброе, старое время…

Как, черт возьми, хочется курить! Но пепельницы поблизости не видно. Если она закурит, то очень может быть, в следующую минуту в комнату ворвется Молли с ведром воды в руках.

Много ли, мало ли, но до сих пор говорила одна Габриэль. Неожиданно Остин стал издавать какие-то звуки, и она поняла, что он тоже старается с ней общаться. Габриэль пришло в голову, что он пытается спросить ее о том, как она живет. Он хотел знать, какие еще деяния, помимо подвига с поступлением в вечернюю школу, она совершила в этой жизни.

Курить захотелось еще больше – хоть кричи.

Слазив в сумочку, Габриэль достала пакетик с жевательной резинкой, предложила пластинку Остину, а когда он, помотав головой, отказался, сунула ее в рот и принялась усиленно работать челюстями.

– Тебе интересно, чем я занимаюсь сейчас? – для верности спросила она.

Ответить на этот вопрос искренне она бы не смогла. Как, в самом деле, сказать старшему брату, что ты зарабатываешь себе на жизнь стриптизом? С другой стороны, он, может быть, не столь консервативен, как кажется? Одна старая дама, что жила с ней в доме этажом выше, узнав, что Габриэль танцует стриптиз, даже выразила по этому поводу восхищение.

– Стало быть, тебя интересует, что я сейчас делаю? – повторила Габриэль. Врать ей больше не хотелось, хотя по этой части она была настоящим спецом. – Да как сказать? Берусь то за одно, то за другое. Кручусь, одним словом.

Трудно было придумать тему, которая могла бы заинтересовать их обоих. Ведь они такие разные. Если честно, то большинство значительных, интересных и забавных событий в ее жизни было связано с мужчинами, походами в бар, выпивкой и танцульками. Когда же очередной мужчина ее бросал, в душе у нее поселялась чувство пустоты и безысходности. По счастью, это скоро проходило…

Чтобы подыскать тему для разговора, Габриэль порылась в памяти, вновь возвращаясь мыслями к их с Остином общему прошлому. Неожиданно ей вспомнилась история, которая в свое время была одной из ее самых любимых.

– Помнишь, как мы были маленькими и обедали в одном ресторане? По моему наущению ты за обедом защемил «молнией» на джинсах конец скатерти. А когда встал, стащил скатерть и все тарелки со стола на пол!

Момент и впрямь был классный.

– Когда мы вернулись домой, нам попало по первое число, но дело, как говорится, того стоило!

Остин расплылся в улыбке и согласно кивнул.

– А помнишь, как в свой первый день в школе я то и дело сбегала от учительницы и неслась в класс, где занимался ты? В конце концов учительница разрешила мне остаться в твоем классе до конца учебного дня!