Запретное наслаждение - Джо Беверли Страница 18

– Вот это женщина!

– Должен признаться, что я тоже испытываю некоторое восхищение, однако ее безоглядное следование своим желаниям создало массу проблем, не говоря уж о том, что она, прежде чем уехать, до нитки обобрала и орду, и графа.

– Думаю, граф и сам повинен в собственном обнищании.

– Это правда. Он тратил на книги и ингредиенты для своих снадобий баснословные суммы. Мы продали его коллекцию высушенных пенисов различных биологических видов за тысячу гиней, в пять раз больше выручили за библиотеку, но так и не покрыли даже толики его издержек.

– Да-а, тяжело у тебя с финансами.

Дэвид разозлился на самого себя за то, что вдруг стал жаловаться на жизнь.

– Я бы терпимее относился к этой охоте за приданым, если бы моя ситуация не стала достоянием гласности. Сначала мы думали, что, поскольку больше никто не претендует на титул, все пройдет гладко, однако выяснилось, что в конторах и судах Лондона сидят стаи ворон, жаждущих поживиться за счет тех, кто притязает на насквозь прогнившую собственность. Все это стоило огромных денег. Я принял на себя обедневшее графство, но законники, превратив меня из нищего в должника, в буквальном смысле сделали ходячим скандалом. Когда в суде слушали дело о браке моей матери, зал был до отказа забит зрителями. Газеты окрестили процесс «Делом Безумного графа».

– Я еще видел плакаты и слышал сатирические песенки, – заметил Вандеймен с искренним сочувствием. – На эту тему сейчас даже ставят пьесу: как невинную девственницу обманом и уговорами заставили вступить в тайный брак, но после того как муж, порочный граф, изнасиловал ее, она сбежала с местным контрабандистом.

– Черт! Я думал, что сейчас, когда все решено, интерес к этому делу угас.

– Со временем угаснет. Главное, что они не используют настоящие имена, так что через несколько лет это будет обычная пьеса о графе Злобнодраконе, или Подлочервяке, или каком-то еще в этом роде.

– Сомневаюсь, что при таком раскладе хоть одна здравомыслящая барышня захочет выйти за меня.

– Можно с тем же успехом утверждать, что ни один джентльмен не женится на состоянии, если от этих денег попахивает скандалом.

– Грязная сделка, да?

– Грязной она будет, если ты сам сделаешь ее таковой. Мы с Марией начинали с взаимовыгодного сотрудничества, которое устраивало обоих.

– А теперь вы любите друг друга?

– Безумно.

– И ты не боишься потерять разум?

Вандеймен расхохотался.

– Нет, если безумство настолько восхитительно. Желаю и тебе того же.

– Не надо. – Ответ получился более резким, чем хотелось бы Дэвиду.

Ван налил еще кофе и устремил на собеседника вопросительный взгляд, как бы требуя пояснений.

– Моя мать угодила в лапы графа исключительно из-за алчности и амбиций, а потом оказалась в лапах Мела Клинта, и двигала ею безумная любовь. Только представь: мисс Изабел Керслейк живет в таверне «Георг и дракон» с ее хозяином!

– Да уж, нелегко вам было в атмосфере столь жуткого скандала.

Дэвида не порадовала такая проницательность.

– Дядя и тетя приняли нас с сестрой, а потом их примеру, из уважения, последовало и местное дворянство. Если бы леди Белл вырастила нас в таверне, все было бы по-другому.

– Наверное, поэтому-то она и согласилась отдать вас родственникам.

– Ты ищешь в ней благородство? Возможно, такие мысли и приходили в голову Мелу, а она всегда делала то, что хотел Мел, однако материнских чувств у нее не было. Поверь мне.

– Она была предана ему настолько, что поехала за ним в Австралию, но потом взяла на себя труд написать тебе и рассказать подробности своего тайного замужества. Именно эти подробности и дали тебе право претендовать на титул. Ради чего?

Дэвид задумался ненадолго, а потом сказал, отставляя чашку:

– Я думаю, что она увидела еще один способ отомстить Безумному графу, даже несмотря на то что к тому моменту он уже был в могиле. Или просто хотела претендовать на титул Виверна. Ты слышал, что она пользуется этим титулом в Сиднее, управляя таверной под названием «Вивернский герб»? На вывеске, естественно, намалеван герб.

Ван от души рассмеялся.

– Замечательная женщина! Интересно, как она восприняла свой новый статус вдовствующей графини?

Не удержавшись, Дэвид тоже расхохотался.

– Жаль, что я не присутствовал при этом! Наверное, она вдруг увидела в браке определенную привлекательность.

– Граф Виверн в городе! – объявила тетя Мэри.

Люси подняла голову от вышивки – именно потому, что от нее ожидали такой реакции. За три дня на Ланкастер-стрит она уже научилась оправдывать ожидания.

Кузина Клара воскликнула:

– Наконец-то!

Люси не понимала, почему приезд графа вызвал такой переполох, но вскоре ей объяснили. Тетя Мэри никогда не оставляла ни одну мысль невысказанной и редко подолгу хранила молчание. Люси знала, что тетка и двоюродная сестра – страшные болтушки, но она не предполагала, насколько трудно будет остановить этот словесный поток. Но самым ужасным оказалась необходимость постоянного участия в этой болтовне.

Бо́льшую часть времени дамы проводили в элегантно обставленной малой гостиной, где стояла страшная духота: воздух был перенасыщен запахами ароматических смесей из сухих цветочных лепестков, а окна никогда не открывались – тетя Мэри боялась сквозняков.

Кроме того, до своего приезда сюда Люси не знала, что у тети есть множество твердых убеждений, которые создадут ей массу неудобств. Так, тетя Мэри считала неприемлемым для дам чтение газет или серьезных журналов, в результате чего Люси успела изголодаться по новостям. Тетя также не одобряла, если дамы коротко стригли волосы, и в подтверждение своей правоты цитировала Библию.

Она, конечно, не могла заставить короткие, до плеч, волосы Люси расти быстрее, но всячески выражала свое недовольство и требовала забирать их в высокую прическу, чтобы грех не был так очевиден. На все просьбы Клары позволить ей чуть-чуть подстричь волосы она отвечала категорическим отказом, что для девушки было самой настоящей катастрофой, так как ее кудряшки не поддавались укладке.

Тетя Мэри не допускала, чтобы незамужние барышни спали в отдельных комнатах, и Люси пришлось делить с Кларой не только спальню, но и кровать. Раньше она о подобном и помыслить не могла: собственная кровать всегда была в ее полном распоряжении. Из-за этого девушка плохо спала, а это означало, что даже сон не приносил ей отдохновения от дневной болтовни.

В доме тетки напрочь отсутствовала возможность уединиться. Если Люси на какое-то время отделялась от дам, они тут же отправлялись ее искать. Тут не было злого умысла. Тетка и кузина искренне опасались, что она где-то рыдает, оплакивая свое горе, или ее поразила какая-нибудь ужасная болезнь. Только сейчас Люси поняла всю прелесть уединения и молчания.