Доминика и Бовалле - Джорджетт Хейер Страница 18

Разговор перешел на семейные дела. Миледи удалилась, чтобы присмотреть за подготовкой покоев для сэра Николаса, а он тем временем пошел на конюшню поздороваться со старыми слугами и взглянуть на новых лошадей. Милорд охотно отправился с ним.

— Наверное, тебе подойдет берберийский конь, — сказал он. — Прокатись на нем. Я купил его в прошлый Михайлов день, но, думаю, он не годится мне из-за моего веса. Он должен тебе понравиться: норовистый, нетерпеливый. — Взяв Николаса под руку, милорд вынудил его замедлить шаг. — Помедленнее, мальчик. Куда ты спешишь?

— Никуда. А какие у тебя сейчас ястребы? Как охота?

— Прекрасно! В прошлый четверг мы выезжали с моим соседом Селби. Я спустил своего ястреба на фазана, затаившегося в кустарнике. Редкая птица! Я купил ее у Стэнбери, когда он приезжал к нам в канун Крещения. Селби увидел дикую утку, свистнул своему соколу, тот опустился, два раза мимо, но наконец настиг…

Сэр Николас с братом долго говорили об охоте и управлении имением. Когда они медленно подошли к дому, солнце уже садилось в красном сиянии. Доусон встретил их сообщением, что ужин готов. Прибыл багаж сэра Николаса и был благополучно доставлен к нему в комнату. Сэр Николас поднялся, перепрыгивая через две ступени, к себе в комнату, где Джошуа раскладывал колет, трико, шелковые чулки телесного цвета и свежие брыжи.

В комнате стояла огромная кровать, с навесом из резного дерева, который поддерживали четыре колонны в виде кариатид, с портьерами из камки и венецианским балдахином. В ногах ее помещался сундук орехового дерева с инкрустациями из вишневого дерева. На стенах были расшитые ткани. В одном углу находился шкафчик, в другом — второй сундук с оловянным тазом и кувшином, а у окна — кресло. Сэр Николас опустился в него и вытянул ноги.

— Сними с меня сапоги, Джошуа. А где шкатулка, которую я наказал тебе беречь?

— В целости и сохранности, хозяин. Сейчас я ее принесу. — Встав на колени, Джошуа принялся стаскивать забрызганные грязью сапоги. — В гостях хорошо, а дома лучше, сэр. «А что же теперь, — говорит мне мастер Доусон — вы заметили, как он разжирел от хорошего житья? — что же теперь, мастер Диммок, вы останетесь в Англии?» Это он хочет пронюхать о наших планах, сэр. Но у меня ответ короткий, можете за меня не бояться. «Я не таков, — говорю я, — чтобы разглашать, какие планы на уме у сэра Николаса». Он так и застыл с открытым ртом.

— Да уж, могу себе представить! — насмешливо сказал сэр Николас. — На редкость дипломатичный ответ, мой Джошуа. Так каковы же мои планы?

Джошуа поднялся, держа в руках второй сапог.

— Сэр, вы еще не поделились ими со мной, — ответил он все так же бодро. — Но не мог же я так прямо и сказать этому жирному управляющему! Толстопузый надутый осел, смею сказать. И все же, хозяин, — говорю это вам по зрелом размышлении, — было бы неплохо теперь уютно устроиться дома.

Сэр Николас стоял, развязывая шнурки с золотыми наконечниками.

— А еще лучше, мошенник, снова отправиться в море, как только «Отважный» будет готов к плаванию.

У Джошуа вытянулось лицо.

— В самом деле, сэр?

Взгляд синих глаз на минуту остановился на нем.

— Ты можешь спокойно оставаться дома, в тепле и уюте. Разве я принуждаю тебя? На этот раз я отправляюсь в опасное приключение.

— Тем больше причин, чтобы взять меня с собой, — строго сказал Джошуа. — Если вы снова уедете, я, конечно, буду сопровождать вас. — Он взял с кровати колет и с упреком взглянул на своего господина. — Что за шутки, сэр? Я буду всегда под рукой, чтобы блюсти наши интересы. Конечно, я не говорю, что мне не хотелось бы остаться дома, но я, несомненно, поеду туда же, куда и вы, потому что, видно, такова уж моя судьба.

— Как у Руфи, — съязвил сэр Николас.

Немного позже он снова спустился по лестнице, в нарядном колете французского покроя с вышитыми рукавами. Прекрасную форму ног подчеркивали чулки телесного цвета, ниже колен перехваченные подвязками с розетками. Брыжи были совсем узкие, так что милорд Бовалле, предпочитавший более широкие, сварливо назвал это итальянской модой и сурово взглянул на брата.

Милорд с женой сидели в зимней гостиной, где был подан ужин. Сэр Николас предстал перед ними во всем великолепии. Он поставил перед миледи небольшую шкатулку.

— Испания платит дань красоте, Кейт, — произнес он и бросил из-под ресниц озорной взгляд на недовольное лицо Джерарда.

Миледи прекрасно знала, что именно может находиться в шкатулке, однако предпочла притвориться.

— Ах, Николас, что это вы привезли мне? — удивилась она, подняв на него небесно-голубые глаза.

— Так, пустяки. У меня в багаже есть отрез китайского шелка, из которого вы можете сшить себе платье или что-нибудь еще.

Миледи открыла шкатулку и в восторге всплеснула руками.

— О, Ник! Рубины! — задыхаясь, воскликнула она и благоговейно вытащила длинную цепочку с драгоценными камнями. Подержав ее в руках, она робко взглянула на Джерарда: — Взгляните, милорд! Николас сделал мне роскошный подарок.

— Да, — мрачно ответил милорд. — Драгоценности, украденные из какого-нибудь испанского трюма.

Миледи вздохнула и положила цепочку обратно.

— Мне не следует носить ее, сэр?

— Тьфу! — сказал Николас, взял со стола цепочку и надел на тонкую шею миледи. — Я привез такие же игрушки для королевы. Уверяю вас, она будет их носить. Не обращайте на него внимания.

— Я уверена, — заявила миледи, собрав все мужество, — что то, чем не пренебрегает ее величество, могу носить и я.

Джерард уселся на стул с высокой спинкой во главе стола.

— Поступайте как знаете, мадам, — проворчал он.

Как обычно, ужин прошел в молчании, но когда унесли гусенка и подали десерт, а перед милордом поставили вино с пряностями, разговор возобновился. Милорд окунул пальцы в золотую чашу, поданную ему лакеем в голубой ливрее, и заговорил более сердечным тоном:

— Итак, Ник, ты ничего не сказал о своих планах. Ты вернулся домой насовсем?

— Признайся, брат, что тебе спокойнее, когда я в отъезде! — поддразнил его Николас и налил вино в бокал из венецианского стекла, стоявший перед ним.

Джерард наконец соизволил улыбнуться.

— Нет, это не так. Хотя я и не отрицаю, что ты — безумный и беспутный мальчишка.

— Обычно ты называл меня головорезом.

— Да. — Улыбка милорда стала шире.

— О нет, я уверена, что теперь он остепенился! — вступилась миледи. — Умоляю, не надо резких слов! Ведь ему уже тридцать четыре или тридцать пять, не так ли?

— Боже милостивый, в самом деле? — удивился сэр Николас.

Он поднял бокал с вином и посмотрел сквозь него на свет. Казалось, ему в голову пришла какая-то странная мысль. Милорд заметил, что уголки его губ приподнялись.