Чарующий вальс - Барбара Картленд Страница 18

Он стоял у окна, думая о женщине, так много значившей в его жизни, — Констанции де ля Форс. Она была первым юношеским увлечением и оставила неизгладимый след в памяти. Все нравилось в ней: клин волос на чистом лбу — примета, предвещавшая раннее вдовство, аккуратные раковины ушей, звенящий смех. Он обожал ее с такой юношеской чистосердечностью, какой никогда в жизни больше не испытывал.

Клеменс не мог забыть первую ночь, проведенную вместе в ее доме в Страсбурге. Было темно, когда они подъехали к литым воротам, лишь свет фонарей дрожал на кустах цветущей сирени. Дверь отворилась, и он наклонился, чтобы поцеловать ее руку на прощание она дома, в целости и сохранности, можно откланяться. Но Констанция взяла его за руку и повела в холл и дальше вверх по лестнице — в будуар.

«Я сейчас вернусь», — прошептала она, оставив его в полном смятении. Через несколько минут она предстала перед ним, как волшебная фея, в легких валасьенских кружевах, слегка прикрывавших ее чудесную наготу. У Клеменса перехватило дыхание, он не мог поверить в это чудо! Незнакомое чувство трепета и ликования пронзило его, и, вскрикнув, он спрятал лицо у нее на груди.

У Констанции родился ребенок. Двум женщинам отведено особое место в его сердце — Констанции де ля Форс и Карлотте Шонберн, — они подарили ему детей.

Княгиня Екатерина Багратион — еще одна из женщин, которая имела существенное значение в его жизни, она была предметом его любви в течение нескольких лет. Редкое сочетание восточной нежности, андалузской грации, парижской элегантности и блестящего ума завораживало в ней.

Позже его сердце было отдано хрупкой и женственной герцогине Д'Абрант, супруге одного из блестящих генералов Наполеона. Он грустно вздохнул при мысли о ней: до сих пор прелестная Лаура влекла его своими раскосыми, широко поставленными янтарными глазами и нежно очерченным ртом. У нее была высокая грудь, тонкая талия, прелестные узкие бедра, а ее длинная изящная шея будила в Клеменсе целую гамму чувств. С ним герцогиня впервые познала полноту настоящего чувства, испытала то, чего была лишена в браке.

«Крепче, держи меня крепче, — повторяла она. — Мне так одиноко, Клеменс… Хочется стать частичкой тебя».

Он еще крепче сжимал ее в объятиях, смотрел, как в изнеможении она закрывала глаза, и земля убегала из-под ног…

Была еще одна женщина, которой так же, как и герцогине, не следовало появляться сейчас в Вене, Это Каролина Мюрат, королева Неаполя и сестра Наполеона. Высокая, с великолепной внешностью, умница, она засыпала Клеменса письмами, где умоляла позволить ей приехать на конгресс. Отношения с ней были прекрасными и волнующими до того момента, когда в ней неожиданно проявилась ее яростная собственническая натура и необузданная ревность. Ему оставалось только освободиться от нее.

Так же как и Каролине Мюрат, Меттерних запретил появляться на конгрессе другой женщине — очень решительной и очаровательной Вильгельмине, герцогине Саганской, несмотря на то что в момент его политического кризиса она очень помогла ему. Вильгельмина — это мир смеха, легкомыслия и восхитительного тщеславия. Они были вместе весь 1814 год, когда союзные армии продвигались к Франции.

Ее не смущали тяготы походной жизни: она ехала впереди в карете, а Клеменс в серой шинели, в высокой серой шляпе следовал за ней верхом. Это напоминало ему прогулки по Пратеру. Вечером, когда дневной марш был закончен и войска останавливались на отдых, они обедали вместе и уже не расставались до утра.

Герцогиня Саган была незаменимой в дни войны, но сейчас, в мирное время… Пришлось учтиво, но твердо убедить ее в том, что только дела Австрии в ближайшие месяцы могут заполнять его ум и сердце.

Боже, сколько женщин! А теперь он один; один — и ему уже больше сорока. Вдруг он почувствовал тяжесть прожитых лет. Ничего не поделаешь, пройдена половина жизни. Что ждет впереди? Достигнуто немало: благодаря его собственным усилиям и заслугам весь политический мир преклоняется и трепещет перед ним. Но сейчас его жизнь пуста: ушла любовь.

Он никогда не любил Элеонору. Их брак был предопределен и, к счастью, оказался значительно приятнее, чем он смел надеяться. Они стали очень близкими друзьями, и он ценил ее преданность, зная о том, что это значительно важнее, чем увлечения, которые уходят и приходят легко и просто, как времена года.

И все же он не мог жить без любви. Нет, он должен любить: женщины в его жизни — как воздух. Он вновь повернулся к окну и ощутил смятение. Что заставляет человека предчувствовать, что вот-вот произойдет что-то волнующее и прекрасное, что чудесное приключение уже ждет его. Именно такая уверенность появилась у него.

Казалось, скоро, совсем скоро судьба вознаградит его, и он, улыбаясь, вышел из комнаты и спустился к карете, которая уже ждала его.

Первым он решил навестить графа Карла Зичи, одного из самых интересных и радушных людей в столице. Граф предоставил свой дом конгрессу, и теперь здесь кипела своя удивительная жизнь. Лучшие умы собирались на приемы и беседы, самые блестящие люди посещали графа.

Как жаль, подумал князь, что у него не было времени приехать сюда раньше. Он отклонял множество лестных предложений, чтобы успевать работать в канцелярии. Как бы то ни было, нужно оказать почтение графу и постараться задержаться в его доме; потом еще пара визитов — и пора ехать переодеваться к обеду.

Думая о своем, князь Меттерних не заметил, как очутился у дома Зичи. Вся площадка заполнена экипажами: одни подъезжали, другие торопились отъехать. На тротуарах полно зевак, которым очень интересно хоть краешком глаза посмотреть на жизнь великих и сильных мира сего.

Князя узнавали везде. Его появление всегда вызывало бурю восторга среди простых жителей Вены. Что бы там ни говорил царь Александр о своей безграничной популярности, князь Меттерних оставался для них настоящим победителем Наполеона, спасшим Европу от французского тирана. Люди громко приветствовали Клеменса, над головами взлетали шляпы и платки, и, улыбаясь, он видел, нежность в глазах женщин и девушек.

Огромный дом графа был великолепно обставлен. Слуги в желтых бархатных ливреях с серебряными галунами проводили князя в гостиные комнаты, полные народа. Он медленно продвигался в поисках хозяина; поскольку было уже поздно, тот покинул свое место у входа, где раньше сам приветствовал каждого гостя.

Князь не успевал отвечать на многочисленные приветствия: всем хотелось побеседовать с ним, пожать ему руку; иностранцы старались по его взгляду или слову определить отношения князя к ним и их монархам.

И вдруг он увидел ее! Она переходила от одной компании к другой, удаляясь от него в сторону. Она была так ошеломляюще прекрасна, что он следил за каждым ее движением, затаив дыхание.

На ней было серое платье, а сверху изумрудно-зеленый бархатный жакет. Шляпка была, несомненно, из Парижа, и зеленые перья на ней очень удачно подчеркивали ее спокойные серые глаза и совершенство белой кожи. Она была невысокого роста, туфли без каблука в стиле ампир показывали ее еще ниже, чем на самом деле.