Тайна пропавших картин - Ольга Солнцева Страница 19

Я снова вскочила и обняла тётю. В сердце моем снова появилась радость и даже какое-то ребячество. Я закружилась по комнате, танцуя вальс и напевая сама себе.

Тетушка засмеялась:

– Сразу видно: ты – дитя, выросшее у моря.

– Почему? – останавливаясь, спросила я.

– Настроение меняется, как у моря погода.

Тетушка громко позвала:

– Гертруда!

Та, похоже, стояла за дверью, потому что тут же появилась на пороге.

– Гертруда, милая! Приготовь, пожалуйста, комнату для барышни.

…Уже засыпая, я думала о том, что теперь все обязательно изменится, все станет снова хорошо: родители откажутся от нелепого желания выдать меня замуж за кого попало, я найду Алексея, здесь, в городе. И, конечно же, у нас с ним все получится. А потом мы вдвоем вернемся к родителям за благословением…

34

Прошла неделя. Тетя, казалось, не замечала моих вопросительных взглядов. Хотя – нет, замечала. Не выдержав однажды, она сказала:

– Пока новостей нет, а если появятся, я незамедлительно расскажу тебе об этом.

Я чувствовала, что тетя Тамара на моей стороне: ей совсем не хочется, чтобы любимая племянница вышла замуж за «не поймешь кого». И тихо радовалась ее поддержке, но в открытую этого не демонстрировала.

Однажды утром тетя предложила пойти в гимназию. Я даже обрадовалась. Сидеть все время дома было скучно, а ходить одной по городу меня не отпускали.

Гимназия, (или приют для сирот), мимо которой я неоднократно проходила, но ни разу не заглядывала внутрь, была небольшим двухэтажным зданием. На первом этаже помещались столовая, актовый зал и три класса. На втором – спальни для девочек, комната для учителей и директрисы (то есть для моей тети), а также еще две комнаты, где ученицы делали домашнее задание и отдыхали.

Воспитанницы – около тридцати девочек – были от семи до семнадцати лет. Новых брали редко, потому что в приюте не хватало места для большого количества детей. Только когда выпускали старших девочек, брали новеньких.

Когда я пришла в гимназию, меня встретило множество любопытных взглядов. Выглядела я очень юно, не на свои семнадцать лет. Поэтому, возможно, они приняли меня за новенькую.

С тетей все время здоровались. Она чинно отвечала на каждое приветствие.

Мы прошли в ее кабинет. Когда дверь за нами закрылась, я услышала звук колокольчика, призывавшего на урок. Вскоре школа погрузилась в тишину.

– Садись, Сашенька, – сказала тетя, указывая на мягкий стул, стоявший рядом со столом.

Сама она села напротив меня.

– Я хочу предложить тебе поработать здесь не как моя племянница, а как обычная учительница или наставница. Я буду платить тебе жалование, помогать всячески, если что-то будет не получаться. Но и спрашивать буду с тебя так же строго, как с других. Ты сама поймешь потом, что так лучше: быть любимицей начальницы – это значит, что найдутся те, кто тебя будет недолюбливать. Поэтому мы даже не будем рассказывать никому, что ты моя родственница… Согласна?

– Конечно, тетя, – обрадованно ответила я. – Мне бы очень хотелось здесь работать! А что я должна делать?

– Ты будешь наставницей у младших девочек. У нас их двенадцать человек. Возраст от семи до десяти. С утра они с учителями в классах. Твоя роль – просто сидеть с ними на уроках. Если возникает какая-то ситуация, помогай учителю. А после обеда – они в полном твоем распоряжении. Сначала они отдыхают, а потом садятся за уроки. Это, наверно, самое тяжелое время дня, потому что тебе нужно будет много им помогать. А в конце – проверить каждую девочку. Хотя мы приучаем их быть ответственными и самостоятельными, но, к сожалению, пока еще младшие могут вилять и притворяться, чтобы не делать домашнюю работу…

– Я согласна, тетя! – в восторге воскликнула я и повисла у нее на шее.

– Ну-ну, мы же договорились: никто не должен знать, что ты моя племянница… Что ж. Сейчас я тебя провожу до класса, где сидят младшие девочки. Провожу и представлю… Пойдем.

Пока мы спускались на первый этаж, я заволновалась и даже немного запаниковала. Просто боялась того, как воспримут меня мои будущие воспитанницы. Ведь когда я сама была гимназисткой, то не все учителя нравились мне. И сейчас вдруг поняла: мне хочется, чтобы девочки меня полюбили…

35

Время шло. Закончилась осень, наступила зима.

Я с удовольствием работала в приюте. Девочки полюбили меня, и я чувствовала себя нужной и желанной, когда приходила в гимназию.

Почти каждый день после работы я отправлялась бродить по городу. Тётя не догадывалась о моих самостоятельных прогулках. Цель их была единственной: у меня не пропадала надежда встретить Алексея. Казалось, не осталось места в городе, где бы я не побывала. Но моего любимого мужчину так ни разу и не встретила. У меня уже стали закрадываться мысли, что он не живет в этом городе совсем. Может, и жил раньше, но не сейчас… Впрочем, Полянск был достаточно большим: шансов встретиться случайно с нужным человеком было не так много.

Удивительно, но я начала скучать по дому, по родителям, по Никите, по прогулкам около моря. Иногда мне казалось, что Алексей все еще ходит туда рисовать свои картины, а я пытаюсь найти его здесь. Поэтому, когда пришло письмо от родителей, что у них все нормализовалось, и они бы очень хотели моего возвращения домой, я с радостью поделилась об этом с тетей и засобиралась обратно.

36

Наступил последний урок, на котором я присутствовала как наставница девочек.

Шел урок арифметики. Я сидела в классе за партой – та стояла сбоку от учениц, и мне с этого места хорошо были видны все мои подопечные. Они еще не знали о том, что я собираюсь оставить гимназию. Грустно будет сообщить им об этом.

У доски отвечала Маша…. Арифметика для нее была чем-то абсолютно недосягаемым. Вот и сейчас она пыталась решить задачку про купца, который продавал свой товар в лавке. Девочка старательно морщила лоб, надеясь, что это поможет ей понять задачу лучше. Учитель, старый Порфирий Иванович, смотрел на нее с грустью и ждал решения…

Я вдруг болезненно почувствовала, что эта часть моей жизни заканчивается навсегда. Господи, как часто в последнее время возникает это чувство: расставание с родным домом, потеря Алексея. А вот теперь еще и гимназия.

…Девочки плакали, когда провожали меня. Младшие собрали в один альбом нарисованные ими картинки – на память, старшие пытались сунуть какие-то безделушки. Я так расчувствовалась, что выскочила из дверей гимназии со слезами на глазах. Шла по улице и вспоминала каждую деталь прошедшего часа…