Единственная любовь Казановы - Ричард Олдингтон Страница 19

Он приблизил лицо к маске Казановы, словно пытаясь уловить выражение его глаз, и с понимающим видом осклабился.

— Так, значит, если я пожелаю ее увидеть?..

— Тогда будьте любезны следовать за мной.

И он зашагал с важным видом, снова вызвавшим смех у Казановы. Мальчишка привел его к гондоле, которая стояла на приколе на рио, за Прокуратие Веккие. Не переставая поддразнивать негритенка, Казанова сразу заметил, что гондола — из тех, какими пользуются патриции, что в ней два гондольера в красивых белых костюмах с малиновыми поясами и что гербов, какие обычно бывают на таких гондолах, здесь нет. Какую-то долю минуты Казанова помедлил. Да, конечно, венецианки из высшего общества пользовались свободой действий, почти равной их свободе от предрассудков, и хотя приглашение такого рода вполне могло исходить от какой-нибудь прелестницы, оно могло быть и ловушкой, подстроенной кем-то из врагов, а могло быть и одной из мрачных шуточек, столь Дорогих сердцу Триумвирата…

— Авантюры — для авантюристов, — достаточно громко произнес он, ступая в гондолу и удобно усаживаясь на горе мягких подушек в фельце.

Он заметил, что и здесь убрано все, что могло бы дать ключ к опознанию владельца. Глядя сквозь боковое окно, Казанова пытался запомнить путь, по которому они быстро скользили, но венецианские гондольеры всегда были и остаются большими мастерами своего дела и лихо сворачивают в малоизвестные каналы, а постепенное сгущение красок, наступающее в Венеции при закате солнца, когда все приобретает голубовато-серый и бархатисто-черный цвета, затрудняло Казанове замечать вехи. Оглянувшись, он увидел, что мальчишка сидит на корточках у входа в фельце и хихикает.

— А, вот ты где, — сказал Казанова, несколько раздраженный его молчаливым весельем. — Что это так тебя забавляет?

— Я думал, как обрадуется моя хозяйка, когда увидит ваше превосходительство.

— М-м, — с сомнением произнес Казанова, — а что, если бы ты все-таки сказал мне, как ее зовут?

Негритенок помотал головой и осклабился.

— А может, она придумает себе имя специально для вашего превосходительства.

Казанова попытался пустить в ход то, что, как он знал по опыту, развязывает людям язык всюду: протянул негритенку золотой.

— Нет, синьор, — сказал мальчишка, отводя глаза в сторону. — Раз я что обещал, значит, обещал.

— Хороший мальчик, — снисходительно заметил Казанова. — В любом случае возьми его. Я могу быть очень щедрым другом…

— А что мне за это надо будет сделать? — Парнишка медлил, исполненный подозрительности.

— Ничего. Просто я тебе задам несколько вопросов. Можешь отвечать на них, можешь — нет, как хочешь… Твоя хозяйка темненькая или светленькая?

— Ваше превосходительство сами скоро увидят. — Негритенок снова хихикнул.

— А сколько ей лет?

— Я никогда не спрашивал, ваше превосходительство.

— Она замужем?

— Говорят, что да.

— А кто ее чичисбей [30]?

— Ваше превосходительство еще об этом спрашивает?

— Не много же из тебя вытянешь, а? — не без сарказма заметил Казанова.

Мальчишка откликнулся не сразу — он был занят, пытаясь ухватиться за причал, к которому подплыла гондола. Затем помог Казанове выйти и произнес уже совсем другим тоном:

— Я верно служу моему хозяину, ваше превосходительство.

— Хозяину? — передразнивая его, произнес Казанова, но мальчишка уже умчался вверх по темной лестнице, которая привела их в большие и роскошно обставленные апартаменты, являвшиеся, как сразу понял Казанова, частью одного из пышных казино, каких много в Венеции и где есть такие же апартаменты для встреч наедине с представителем или представительницей противоположного пола, что не положено делать во дворцах.

Негритенок мгновенно исчез, а Казанова, с одобрением оглядев великолепные, с чувственными сюжетами фрески на стенах, стал охорашиваться перед венецианским зеркалом, оглядывая с еще большим одобрением мужественную фигуру и правильные черты Джакомо Казановы. Интересно, кто она и какова собой? Что лучше — приветствовать ее церемонным поклоном, как подобает следующему моде синьору, или упасть к ее ногам и поцеловать ей руку с видом потерявшего голову влюбленного?..

Он круто повернулся, и… улыбка соблазнителя сменилась на его лице весьма кислой гримасой при виде барона Шаумбурга, стоявшего перед ним, Казанова побелел и невольно отступил, но левая рука его легонько легла на эфес шпаги перед лицом врага.

— Присядьте, синьор, — сказал посол отнюдь не враждебным тоном.

— Ваше сиятельство, — сухо произнес Казанова, — поскольку ваше приглашение было несколько неофициальным, позвольте сначала спросить…

— Я прибегнул к маленькой хитрости, чтобы завлечь вас сюда: судя по вашей репутации, я подумал, что мне это удастся. Я поступил так… ну, вы знаете, как подозрительно относятся в Венеции к послу. Если это вас оскорбило, прошу принять мои извинения.

Казанова поклонился и сел.

— Часто говорят, ваше сиятельство, — весело заметил он, — что послов посылают за границу, чтобы они лгали во благо своей страны.

— Прежде всего, — сказал барон, не обратив внимания на наглую выходку Казановы, если не считать легкой морщинки, появившейся на лбу, — я хочу поблагодарить вас…

— Поблагодарить меня?.. — Брови у Казановы взлетели вверх.

— Вы помогли спасти мою жизнь и спасли жизнь молодой особы, которой я интересуюсь…

Казанова изящно прикрыл рот пальцами, выступавшими из кружевной пены манжет, как бы сдерживая легкое покашливание, означавшее: «Вашей любовницы?»

— Милостивый государь, — сказал барон, — речь идет о даме, заботиться о которой мне поручено ее величеством королевой Австрии.

Казанова наклонил голову, принимая это объяснение.

— А затем произошел тот небольшой инцидент напротив моего дома… — добавил барон.

«Не человек, а дьявол, — подумал искренне удивленный Казанова, — он знает все…»

— Это была ошибка излишне усердных слуг, — сказал барон. — Тот камень предназначался полицейскому шпику и должен был попасть в его голову. Я сожалею, что обеспокоил благородного человека, и радуюсь, что камень не попал в вас.

— Ваше сиятельство слишком любезны, — не без иронии пробормотал Казанова.

— Вы вели себя со свойственным молодости безрассудством, — милостиво, однако не без язвительности в тоне произнес барон. — Как и в том случае, когда подкупили одного из лакеев сенатора Брагадина, чтобы тот в свою очередь подкупил моих гондольеров и узнал у них про даму; так же вы поступили, когда предложили изрядную сумму моему брадобрею, чтобы тот порасспросил меня на этот предмет, после того как выяснили, что гондольеры ничего не знают; и прежде всего так же вы поступили, когда пытались достичь той же цели через вашего друга-иезуита, который должным образом отчитал вас…