Наследница по кривой - Тьерни Макклеллан Страница 19

— Ой, что ты такое говоришь! — воскликнула она. — Конечно, тебе повезло. Ты у нас везучая. — И перед моим носом шутливо закачался пальчик с малиновым ноготком. — Надо же, ни словечком не обмолвилась о своих делишках. — Барби ухмыльнулась, но в ее голосе явственно прозвучала обида.

Уж не знаю, но, видимо, обвинения в убийстве плохо действуют на психику. Я напряглась.

— О чем ты? Какие такие делишки?

Барби захихикала:

— Понятно какие: ты и Эфраим Кросс. У меня и в мыслях не было, что вы с ним того… понятно, да?

Каждый раз, когда Барби произносила слово «понятно», она морщила носик. Уж не знаю почему: то ли вся эта история казалась ей вульгарной, то ли бил в нос запах ее собственных духов. Барби наклонилась ко мне, заговорщицки улыбнулась и понизила голос:

— И умер он ужасно вовремя, правда?

Я отпрянула. У меня вдруг разболелась голова, и не только от ее духов — речи Барби бесили меня не меньше. Еще немного, и она вызовет полицию. Рид и Констелло наверняка с удовольствием послушают мою дорогую подружку.

— Барби, — ровным тоном произнесла я, — я не знала Эфраима Кросса.

Ее реакция меня немного обидела. Барби уже не хихикала, она смеялась. Зажав рот-клубничку рукой с яркими ноготками.

— Ну конечно, ты его знала, глупышка. Конечно, знала! — Барби опять наклонилась ко мне, теперь она почти шептала: — Не надо врать мне, Скайлер. У тебя все здорово получилось! Поздравляю!

Я откашлялась:

— Барби, повторяю, я даже не была знакома с Эфраимом Кроссом. Подумай сама, — тут я сообразила, что, возможно, требую от Барби невероятного усилия, — ты когда-нибудь видела меня и Эфраима Кросса вместе?

Похоже, Барби пришлось напрячься сильнее, чем я предполагала. Размышляя над моим вопросом, она нахмурила черненые бровки, выпятила губки и склонила голову набок. Через минуту она тряхнула платиновыми кудряшками.

— Нет, вместе я вас никогда не видела. Но такой солидный человек, как Эфраим Кросс, умел хранить в тайне свои похождения, правда?

Очевидно, все агентство придерживалось того же мнения.

Даже Шарлотта Аккерсен, с которой я почти подружилась за те пять месяцев, что она работала в "Кв. футах Андорфера". Когда я глянула в ее сторону, Шарлотта покраснела и немедленно уткнулась в бумаги, словно не знала, куда глаза девать от смущения.

С ума сойти! А ведь сослуживцы меня хорошо знали. И все до единого поверили в то, что я беззастенчиво крутила роман с женатым мужчиной. Похоже, не имело смысла подниматься во весь рост и официально заявлять, что я не имела ничего общего с покойным Эфраимом Кроссом.

Хотя такая мысль мелькнула в моей голове.

Меня охватило уныние. Господи, если эти люди допускают мою виновность, то что подумают остальные?

Долго гадать не пришлось. Ответ я получила в тот же день в три часа пополудни. К тому времени все, кроме меня, по нескольку раз уходили и приходили, показывая дома, обедая с клиентами, — короче, выполняя работу, которую им, как риэлторам, полагалось делать. Я тоже была чрезвычайно занята, но в качестве секретарши. Правда, мне удалось застолбить одного потенциального клиента, позвонившего в офис, но большую часть дня я провела на побегушках у Джарвиса.

К трем часам все вернулись в агентство. Барби даже принесла мне поесть — биг-мак и, разумеется, большую бутылку кока-колы. Она и Шарлотта сидели за столами, заполняя документы; Джарвис спрятался в своем кабинете наверху.

Таким образом, мне, как всегда, повезло: когда в агентство ввалился Матиас Кросс, все были в сборе.

Похоронный серый наряд Матиас сменил на линялые джинсы, потрескавшиеся ботинки и простую синюю рубашку с засученными рукавами. Но я узнала его без труда — по лицу и уже знакомой враждебности, с какой он на меня взирал.

Сейчас Матиас Кросс выглядел еще свирепее, чем в конторе Эдисона Гласснера. А я-то думала, что больше некуда. Его глаза метали молнии, когда он направился прямиком ко мне со словами:

— Я перебирал вещи отца, и как вы думаете, что я нашел в его кабинете? В одном из ящиков письменного стола, поверх бумаг. Угадайте, что это было?

Он не дал мне времени перебрать варианты. Выхватил из кармана рубашки маленькую цветную фотографию, сделанную «полароидом», и с размаху швырнул на мой стол.

Я глянула, и у Меня перехватило дыхание.

На снимке была я в бикини.

На свете существуют куда более откровенные бикини, чем то, в котором я была снята. Многие состоят всего лишь из двух узеньких полосок ткани. Или еще проще: из трех тесемок, одна из которых извивается между ягодицами. Кажется, мои сыновья называют такую модель "уздечкой для попки".

Так вот, моему бикини было далеко до пресловутой уздечки. На самом деле по нынешним стандартам оно было более чем скромным. Спокойного синего цвета, трусики доходили почти до пупка, а лифчик полностью скрывал грудь.

Но, глядя на взбешенного Матиаса Кросса, можно было подумать, что на снимке я прикрыта всего лишь тремя пластырями, вроде тех, что накладывают на царапины.

Гнев Матиаса меня не испугал, моя совесть была чиста.

— Эй! — закричала я. — Отдайте! Это мое! Да что вы себе позволяете?! — С этими словами я попыталась схватить фотографию.

Но Матиас оказался проворнее. Он быстренько подхватил снимок и принялся нахально размахивать им перед моим носом.

— И вы все еще утверждаете, что не знали моего отца?

Я вдруг осознала, что вопрос Матиаса прозвучал в полной тишине. Окинув быстрым взглядом комнату, я увидела, что и Барби, и Шарлотта уставились на меня. И хотя Барби держала в руке телефонную трубку, она не произносила ни слова. Даже слегка отодвинула трубку от уха, чтобы было удобнее подслушивать нашу беседу с Матиасом.

Я хотела снова попытаться вырвать фотографию у Матиаса, но передумала: не хватало только устроить потасовку в офисе. Вместо этого, мысленно сосчитав до десяти, обернулась к Матиасу и заговорила вполголоса:

— Да, я по-прежнему утверждаю, что не знала вашего отца!

— Тогда как это попало в его стол? Я вас спрашиваю! — Матиас, в отличие от меня, голос не понижал, и, хотя его было прекрасно слышно, Барби еще дальше отодвинула трубку от уха. Она и Шарлотта не спускали с нас глаз.

— Откуда мне знать, как снимок попал в его стол? — прошипела я, выудила из-под стола сумку и достала бумажник. — Одно я точно знаю: фотография принадлежит мне, и…

Я умолкла, уставившись на пустой пластиковый футлярчик между младенческой фотографией Даниэля и карточкой социальной страховки. Пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы мой голос прозвучал нормально.

— Она всегда лежала здесь, — наконец выдавила я. — Ее украли!