Правосудие в Миранже - Элизабет Мотш Страница 19

Чтобы добраться до иезуита, нужно было миновать грозное препятствие в виде коленопреклоненных фанатичных святош. Они никого не заставляли молиться, но и не желали, чтобы кто-либо нарушил их связь с небесами. Со всеми мыслимыми предосторожностями Жаспар Данвер приблизился к святому отцу и, шепнув на ухо несколько слов, увлек его за собой.

У купели для крещения они остановились, и Жаспар вполголоса признался иезуиту, что сам угодил в ловушку и отныне начинает вести двойную игру. Чуть помолчав, он добавил, что хочет исповедаться.

Караш д’Отан попросил его подробно рассказать о совершенных проступках.

Не скрывая растерянности, Жаспар Данвер попытался в мельчайших деталях поведать священнику обо всем, что с ним произошло.

Высокий лоб иезуита избороздили морщины:

— Пока вы не совершили ничего предосудительного, сын мой.

Но Жаспар продолжал настаивать: он согрешил, он уверен в этом.

Однако иезуит не соглашался: прегрешения перед Богом нет.

Данвер с облегчением взглянул на священника, и в его глазах засветилась надежда.

— Вы не совершили греха, — сурово повторил иезуит, — зато вы допустили ошибку, совершенно непростительную для судьи! Почему вы не подумали об этом раньше? Ведь людской гнев пострашнее Божьего. Прочтите десять раз «Отче наш» и «Аве Мария» и держитесь подальше от этой женщины. Если только это возможно, — добавил он, с сомнением покачивая головой.

«Если это возможно», — повторил про себя Жаспар, оторопело перебирая четки.

Вернувшись к себе, он едва не споткнулся в темноте о лежащее на полу тело… Присмотревшись, Данвер узнал мальчика. Встревоженный, он опустился на колени и осмотрел Коломбана. Тот спал. Жаспар облегченно вздохнул. Должно быть, мальчик вернулся посмотреть рисунки. Его дыхание было частым и слегка прерывистым, и это обеспокоило Денвера. Он подошел к окну. Площадь была пустынной и темной. Впервые со дня приезда в Миранж Жаспар почувствовал себя одиноким.

Он тихонько разбудил мальчика и объяснил ему, что тот не может спать здесь и не должен приходить в его отсутствие. Коломбан захлопал широко раскрытыми глазами и стал оправдываться: он не мог спать внизу из-за громкого храпа папаши-трактирщика и, что еще хуже, из-за мамаши-трактирщицы, которая что есть силы колотила в стену, пытаясь заставить того замолчать! Но он понимает: ему нельзя оставаться вместе с судьей. Он пойдет спать напротив.

— Напротив? — переспросил Жаспар.

— Да, на церковной колокольне, за аптекой, — уточнил мальчик. — Я туда часто хожу. Там до самого утра никто не беспокоит.

Спустя несколько минут Жаспар услышал, как он кричит по-птичьи. Коломбан признался ему, что с высоты ему нравится смотреть в ночь и представлять себя великим герцогом.

Ла Барелль поудобнее устроился между золочеными подлокотниками кресла, поднял голову, предвкушая удовольствие от предстоящего спектакля, и коротко приказал стражникам в разноцветных мундирах, застывшим у двери со скрещенными копьями:

— Введите его!

По этой команде началось маленькое военное представление. Приподняв копья, стражники четко расступились, освобождая проход. Скрипнула защелка, и створки высоких дверей со стуком распахнулись. На пороге стояла, сверкая начищенными кирасами, небольшая группа военных, окружавших отбивавшегося арестанта, руки которого были скованы толстой цепью. Пленника затащили в центр зала.

Судья Данвер узнал человека из леса.

Поверх его лохмотьев были наброшены звериные шкуры. Человек с отсутствующим видом огляделся, и его взгляд остановился на судье.

Вдруг он завертелся вокруг себя, словно зверь в клетке. Тем самым он вовлек в движение и стражников, державших в руках свободные концы цепи. Один из них попытался остановить пленника, но тот яростно взревел и укусил его за запястье. Стражник взвыл от нестерпимой боли, но одержимый не разжал зубов. Двое военных обрушили на дикаря град ударов, а три пары рук в толстых кожаных перчатках мало-помалу разжимали мощные челюсти, сомкнувшиеся в мертвой хватке на руке стражника.

— Связать его по рукам и ногам! — вопил Канэн.

— Выбейте ему зубы! — надрывался Бушар.

Председатель суда величественно поднял руку.

— Снимите с него кандалы.

Эти простые слова вызвали всеобщее оцепенение.

Приказ Ла Барелля был исполнен в полной тишине.

Получив свободу в движениях, лесной человек, казалось, успокоился. Он еще пару раз крутанулся на месте, но теперь его вид выражал лишь огромное удивление.

— Перед вами, господа, чрезвычайно интересный субъект, — указал на него пальцем Ла Барелль. — Это человек-волк. Он называет себя Абель и утверждает, что превращался в зверя при помощи колдовства. — Обведя присутствующих взглядом, председатель суда убедился, что королевский инспектор внимательно слушает его. — Я велел привести сюда этого дикаря не для того, чтобы продемонстрировать вам образец ликантропии [3], а потому, что он может нас многому научить. Тронутые умом видят то, о чем мы с вами даже не подозреваем. Они похожи на слепых хищных тварей, которые безошибочно находят свою добычу. Эта особенность воспринимать тайные деяния и дурные намерения может оказаться чрезвычайно полезной для суда.

С того момента, как Ла Барелль назвал дикаря человеком-волком, Жаспар Данвер и в самом деле начал замечать в нем некоторые признаки зверя. Его зеленые миндалевидные глаза отличались необычайной длиной, а зрачки сверкали удивительным блеском. Стоял он на полусогнутых ногах, а когда садился, то легко поджимал их, опираясь при этом локтями об пол. На его плечах лежала густая грива спутанных волос, похожих на лохматую шерсть с застрявшими в ней обломками сухих тонких веточек и травинками.

Дав членам суда возможность как следует разглядеть пленника, председатель суда подал знак страже. Спектакль продолжался. Стражники устремились к двери, и ее створки со скрипом распахнулись. У входа в зал стояла очередная группа людей.

Жаспар Данвер не поверил своим глазам. Выстроившись в ряд, в зал суда вступили Рена Бригетта, Жанна Бург и Анна Дюмулен. Руки их не были связаны, но стражники образовывали вокруг женщин круг, за пределы которого они не должны были выходить. Первая хромала, то и дело хватаясь за бок; вторая шла, сгорбившись; третья держалась прямо и была очень бледна. Всех троих стражники подвели к барьеру, отделявшему обвиняемых от судей.

Человек-волк наблюдал за женщинами, не проявляя никаких эмоций. Теперь в зале суда повисла мертвая тишина, которую не нарушал ни один шорох. Тимоте де Ла Барелль внимательно следил за реакцией своих жертв. Казалось, даже время остановилось, завязнув в тягучей тишине. Лесной человек едва заметно качнул плечами.