Соблазнительное предложение - Дженнифер Хеймор Страница 19

Она вернулась на кровать и провалилась в сон быстрее, чем могла предположить, а он так и остался сидеть, сжимая руками голову.

Вздохнув, Эмма посмотрела на письмо к сестре, окунула перо в чернила и дописала:

Завтра мы продолжим наш путь в Эдинбург. Если погода не подведет, надеемся добраться туда дней за пять-шесть. Молюсь, чтобы так и вышло. Мне просто не терпится скорее решить все с Р.М.

Я буду молиться за тебя и папу. Мои мысли то и дело обращаются к нему. Пожалуйста, напиши мне, как только сможешь. Надеюсь увидеть письмо, ожидающее меня в Эдинбурге.

Твоя любящая сестра,

Эмма

Она сложила письмо, затем надела накидку и сверху донизу застегнула истершиеся китайские пуговицы. Посмотрела на шелковый плащ, висевший на колышке у двери, и ее губы тронула улыбка, как и всякий раз, когда она смотрела на подарок Люка. Пожалуй, в нем будет слишком жарко.

Засунув письмо в ридикюль вместе с несколькими монетами, Эмма вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Торопливо спустившись вниз, она наткнулась на служанку и спросила про почту в Бристоль.

– Она отправляется в половине восьмого от «Звезды и подвязки», мэм.

Отлично, значит, письмо к Джейн уже сегодня вечером отправится в путь.

– А где «Звезда и подвязка»?

– Совсем недалеко. – Служанка приветливо улыбнулась. – Но если хотите, я с удовольствием отнесу сама.

– Нет, спасибо. Если это недалеко, я с радостью прогуляюсь. Подышу свежим воздухом. – Это была чистая правда. Эмма целый день просидела в номере.

– Конечно, мэм. – Служанка рассказала, как дойти до «Звезды и подвязки», и Эмма шагнула на шумную улицу.

– Миссис Кертис!

Знакомый голос. Внутри все сжалось от ужаса, она обернулась и увидела, что Смолл вышел вслед за ней из гостиницы. Настоящий фат, черные волосы блестят от масла, в точности как сверкающие черные башмаки, и все это очень подходит к обтягивающим лосинам из буйволовой кожи, темно-фиолетовому бархатному пальто и резной трости.

Эмма еще больше распрямилась как могла, стараясь посмотреть на него свысока, но не очень-то получилось – он был выше ростом.

– Мистер Смолл.

Он хмыкнул.

– Смоллшоу, голубка. Смолл – это всего лишь прозвище.

– Прошу прощения, – ледяным тоном отозвалась она и с немалой долей удовлетворения отметила, что правая сторона его челюсти отвратительно скривилась.

– Могу я сопроводить вас?

– Нет, спасибо.

Эмма повернулась и зашагала по улице, но чертов надоеда держался рядом. Эмма ускорила шаг, он тоже.

– Ну расскажите же мне, как вы познакомились с лордом Лукасом?

Эмма презрительно хмыкнула, глядя прямо перед собой, словно ей требовалось все внимание, чтобы пройти по особенно предательскому участку улицы.

Эмма не удостоила его ответом.

– Нет, в самом деле, мне ужасно любопытно. Понимаете, мы с Хокинзом близкие друзья. Очень близкие.

Эмма делала вид, что не замечает его.

– Он в жизни не кидался так на защиту женщины. Собственно, всегда вел себя более чем щедро, если я просил поделиться. А тут за одно предположение ударил меня в лицо! Как вы наверняка понимаете, это загадка, которую я просто жажду разгадать.

Эмма вдруг остановилась, посмотрела на этого человека – на его круглое лицо с ангельскими чертами и кудрявые напомаженные волосы – и прищурилась.

– Пожалуйста, мистер Смоллшоу, оставьте меня в покое.

– Ой, да ладно! Я просто пытаюсь быть дружелюбным, миссис Кертис. Право же, я абсолютно безобидный.

Ей совершенно не нравился его вкрадчивый тон и попытки обезоруживающе улыбаться.

– Может, и так, – отрезала она, – но я предпочитаю, чтобы вы ушли.

Его брови взлетели вверх, губы сжались, все показное дружелюбие улетучилось. Впрочем, она и так знала, что оно фальшивое.

– Отпор от шлюшки? Это редкость для такого человека, как я.

– Такого, как вы? – спросила Эмма. – То есть человека беспринципного и безнравственного?

– О, конечно, – протянул он с таким же сарказмом. – Умоляю, расскажите мне, а что, по-вашему, за человек тот, с кем вы спите? Так что, мадам, нечего тут стоять с высокомерным видом и говорить, что мне недостает принципов и нравственности.

Возмущенно фыркнув, он резко повернулся и пошел в сторону «Короны и единорога», постукивая тростью по булыжникам мостовой.

Эмма дошла до «Звезды и подвязки» и отправила письмо, чувствуя себя так, будто вокруг нее сгустилась тяжелая туча и вот-вот хлынет ливень.

Она знала, что Люк распутник и занят какими-то сомнительными делами и удовольствиями, которых она и представить себе не могла.

Но все эти женщины и все эти мужчины, видевшие его пьяным, кутившим, безразличным ко всему миру, – видели ли они хоть раз, как он просыпается от кошмара, дрожащий, покрытый потом? Видели ли они тоску в его глазах, когда он говорит о своей семье? Называл ли он кого-либо из них ангелом? Обнимал ли ночами так, словно никогда не отпустит?

«Да, такое возможно», – заключила она, и от этой мысли ее затошнило.

Эмма вспомнила первый вечер в Бристоле – его развязность, дерзкое, вопиюще похотливое поведение. Все это тот же Люк. Но в нем есть и большее. С ним на удивление легко разговаривать. Он ласковый, понимающий и заботливый. И готов защитить. Кроме того, он обладает чувством чести, хотя никогда этого не признает.

Однако плохо она его знает. Он наверняка хранит секреты, такие, что разрывают его на части, но ни за что их не откроет.

И все-таки он распутник. Ее муж тоже был распутником, но Люк – совершенно другой. Несмотря на изменчивый характер, смену настроений и тайны, он уже доказал, что не похож на Генри. Но можно ли считать эти небольшие отличия доказательством того, что он менее опасен для нее?

Эмма вспомнила, как Люк рассказал ей о своей вине в том, что однажды обесчестил девушку, что ее это сокрушило, а на нем никак не отразилось.

Несмотря на то что кричат Эмме сердце и тело, ни в коем случае нельзя об этом забывать.

Потребовалось пять дней, чтобы добраться до Эдинбурга. Пять дней тяжелой дороги, высосавшей из Эммы все силы. Каждый раз, когда они доезжали вечером до гостиницы, она могла только быстро пообедать, рухнуть в постель и поддаться изнеможению.

Люк вернулся со своего таинственного «дела» в Вустере улыбаясь, в игривом настроении. Кидал на нее пылкие взгляды весь вечер, а затем со вздохом объявил, что идет вниз. С тех пор каждый вечер он оставлял ее и возвращался, когда она уже крепко спала. Ложился рядом, а среди ночи Эмма просыпалась в его объятиях, зарывалась в его рубашку и снова засыпала.