Последний рассвет одиночества - Людмила Ситникова Страница 19

Люда выбежала из дамской комнаты и стрелой бросилась к Леонтьеву.

Виктор дымил сигареткой, выпускал сизые струйки дыма.

— О-о… Мил, ты куда запропастилась, я начал беспокоиться.

Алимова положила на стол колье.

— Украшение принадлежало твоей покойной жене!

— Откуда ты узнала?

— Не важно, но факт остается фактом.

— Я все объясню.

— Забери его немедленно.

— Мил, не разводи бурю в стакане воды. В чем, собственно, проблема? Ну да, я купил его Таньке, когда она ждала Ниночку. И что с того?

— А ты не понимаешь? Оно ее! Ее — и точка.

— Татьяна умерла.

— А колье осталось. — Отвернувшись, Людмила процедила: — Вставай, нам пора уходить.

Виктор не стал пререкаться. Он поднялся и, слегка покачиваясь, пошел к выходу.

На улице Леонтьев попытался обнять Алимову.

— Убери руки. Я сейчас поймаю тебе такси.

— А ты?

— За меня не беспокойся, доберусь до дома в лучшем виде.

— Нет, я так не согласен. И вообще — у меня предложение лучше твоего. Сейчас мы ловим тачку и едем в бар. Я знаю одно классное местечко, тебе там обязательно понравится.

— Какой бар, одумайся. Посмотри на себя, ты еле на ногах стоишь.

— Милка, не перечь мне. — Леонтьев сел на бордюр тротуара.

— Виктор, поднимайся.

— Не встану, пока не согласишься поехать в бар.

— Я оставлю тебя одного.

— Способна бросить захмелевшего человека? А если меня ограбят или того… Сможешь потом спать спокойно?

Людмила сжала кулаки:

— Я тебя прошу, встань с бордюра.

— А бар?

— Ну хорошо, поедем в бар, только ненадолго.

Расположившись за стойкой, Виктор заказал виски со льдом. Людмила запротестовала.

— А у вас есть кофе? — обратилась она к бармену, приятному молодому человеку лет двадцати трех.

— Могу предложить эспрессо.

— Годится.

Выхватив у Леонтьева стакан, Люда подвинула спутнику чашку ароматного напитка.

— На сегодня горячительного хватит. Пей кофе.

Минуты три Виктор хранил партизанское молчание. К кофе не притронулся. А когда Людмила уже в сотый раз посмотрела на часы, Леонтьев заговорил осипшим голосом:

— Я наделал столько ошибок, столько глупостей. Противен сам себе. С колье, конечно, неудобно получилось. Но я не думал, что для тебя это имеет такое значение. Татьяна его не носила, она… — он запнулся, — не успела. И знаешь, я до сих пор виню себя в ее смерти. Мы тогда здорово поскандалили, и она ушла, так и не услышав от меня слов прощения.

— Вить…

— Тихо, Милка, тихо. Так нелепо получилось. Нелепо и глупо. Я законченный дурак, действовал исключительно на эмоциях, не отдавал отчета в своих словах. Однажды мне на работу позвонил неизвестный и заявил, что моя жена мне изменяет. А кроме того, доброжелатель утверждал, что ребенок, которого она носит под сердцем, не мой.

Людмила ахнула.

— Представь мое состояние. Я словно взбесился. Помчался домой, устроил Таньке настоящий допрос с пристрастием. Требовал объяснений и признаний. Она отнекивалась, плакала и клялась, что никого, кроме меня, у нее не было. Я озверел. Естественно, не поверил ни единому слову. Потом, когда уже не мог остановиться, заявил, что ребенок не мой… Короче, у нее началась истерика. Но мне было уже все равно. Я собрал вещи, рванул к приятелю. Неделю не показывался дома, не отвечал на ее звонки. А потом позвонила мать. Она сообщила, что Таню увезли в больницу. — Леонтьев облизал пересохшие губы.

— Вить, может, лучше не вспоминать?

— Поздно, раз начал, я договорю до конца. — Он обхватил голову руками. — Таня родила Ниночку. Роды были тяжелые, врачам не удалось ее спасти.

— А звонки от неизвестного больше не поступали?

— Милка, Милка, здесь и начинается самое ужасное. Понимаешь, мы тогда только переехали в новый офис. У меня был отдельный кабинет, а рядом со мной располагался кабинет Вадима Леонова. Когда звонили не напрямую, а через секретаря, она соединяла их со мной или с Вадимом. В тот злополучный день, услышав, что просят соединить с Леоновым, она по ошибке соединила звонившего со мной — с Леонтьевым. Жена Вадима, как и Таня, ждала ребенка.

— Когда удалось выяснить, что произошла ошибка?

— Через два месяца после похорон.

Алимова провела рукой по гладко выбритой щеке Виктора:

— Все это трагично, но ты не должен винить себя в случившемся. Смерть твоей жены никак не связана с вашим скандалом.

— Как знать, Милка, как знать.

— Не терзайся. — Люда была готова разреветься от жалости. — И пожалуйста, давай завершим сегодняшний вечер.

— Хорошо, тогда вперед.

Не пожелав, чтобы Людмила добиралась до дома в такси одна, Виктор настоял на своем:

— Сначала завезем тебя, а потом со спокойным сердцем отправлюсь в свой холодный особняк.

Но у подъезда Алимовой ситуация резко изменилась.

Расплатившись, Виктор отпустил водителя на все четыре стороны.

— Ты что делаешь? Почему он уехал?

— Я тут подумал… может, пригласишь меня в гости, а? Угостишь чашечкой чая.

— У меня дома родители и сестра.

— Отлично, значит, убью двух зайцев сразу: утолю жажду и попрошу у твоего отца твоей руки.

— Виктор, не порть мое мнение о себе.

Леонтьев упал на колени:

— Милка, выходи за меня замуж.

— Ты пьян.

— Завтра я протрезвею.

— И забудешь весь тот бред, который нес сегодня.

— Не отходи от темы. Выходи за меня. Я… я тебя люблю, Мила.

Алимова начала икать.

— Ви… Виктор, я очень тебя прошу, я даже требую, чтобы ты…

Вскочив, Леонтьев жадно припал губами к губам Людмилы. Поцелуй получился жарким, страстным, всепоглощающим.

У Люды закружилась голова, ноги сделались ватными, а сердце… Господи, казалось, сердце остановилось.

Виктор повторил вопрос:

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Не надо ничего говорить, ладно? Ничего не говори. Только… поцелуй меня еще раз.

Дважды Леонтьева просить не пришлось.

Вкус его губ сводил Алимову с ума. Она понимала, что поступает неразумно, даже глупо, стоя под окнами дома и предаваясь страстным поцелуям с не совсем трезвым кавалером, но ничего не могла поделать.