Влюбленные беглецы - Барбара Картленд Страница 19

Она заметила жандармов – человек шесть, а также двух-трех людей в штатском. Они один за другим зашли в вагон первого класса, второй от головы поезда. Марина не стала оборачиваться. Единственное, чего ей сейчас хотелось, – это забыть о тех двоих несчастных, которые погибли вместо нее и Карлоса. Дойдя до паспортного контроля, они предъявили документы и начали проталкиваться сквозь толпы людей, раз­глядывавших табло с названиями прибывающих поездов или спешивших с чемоданами к стоянке такси.

Карлос, все еще держа Марину за руку, тянул ее за собой то в одну сторону, то в другую, пока они не оказались на привокзальной площади.

– Садимся в автобус, – заявил Карлос. Однако в этот момент прямо перед ними появилось маленькое облуплен­ное такси, и Карлос жестом велел шоферу остановиться. Ма­шина оказалась настолько миниатюрной, что забираться в нее им пришлось едва ли не на четвереньках.

Карлос назвал водителю адрес, откинулся на спинку сиде­нья и принялся рассматривать мелькавший за окном городской пейзаж. Проезжая часть была запружена транспортом, по тро­туарам взад-вперед сновали толпы людей. Понять, преследует ли их кто-нибудь, было практически невозможно.

– По-твоему, все в порядке? – поинтересовалась Марина. Карлос нахмурился, как будто давая ей понять: нельзя говорить ничего, что может показаться подозрительным. Марина задала вопрос по-английски, но затем вспомнила, что большинство парижских таксистов хоть немного, но все же говорят на ее родном языке.

– Да, я уверен, что все будет хорошо, – ответил Карлос. – Ты почувствуешь себя гораздо лучше, как только позавтракаешь.

Далее они ехали молча.

Солнце отражалось от огромных магазинных витрин, и внезапно Марина подумала о том, как прекрасно оказаться в Париже вместе с Карлосом, погулять рука об руку по набережной Сены, полюбоваться картинами знаменитых художников в Лувре, посидеть в кабачках Монмартра, побродить по садам Тюильри или аллеям Люксембургского сада.

Она почувствовала прикосновение крепкой мускулистой руки Карлоса и поняла, чего ей всегда не хватало в Париже. Марина импульсивно повернулась к своему спутнику, забыв обо всем.

– Разве это не замечательно? – спросила она. Глаза ее сияли от счастья.

Такси пересекло по мосту Сену и, проехав по узким старинным улочкам левого берега, остановилось возле вы­сокого, довольно обшарпанного дома, в одном из окон ко­торого красовалась табличка, извещавшая о том, что здесь сдаются комнаты. Марина посмотрела на облупившуюся краску и треснувшие оконные стекла на первом этаже, a затем, удивленно подняв брови, повернулась к Карлосу.

– Все в порядке, – поспешно пояснил он. – Я жил здесь, когда учился в Сорбонне.

Он помог Марине выйти из такси, рассчитался с водите­лем и. взяв ее под руку, повел через двойные двери в узкий, темный дворик.

Из дворика в дом вело несколько дверей. Карлос подошел к самой дальней, и здесь Марине вновь бросилась в глаза вся убогость здания – облупившаяся краска, трещины и общее впечатление бедности и запущенности. Карлос, улыбаясь, на­жал на звонок. Через несколько секунд дверь открылась, и на пороге появилась дородная седая женщина в белом переднике. Увидев Карлоса, она издала радостный возглас.

– Maman! – не менее радостно воскликнул Карлос. – Вы совсем не изменились! Я так и думал! Я – Карлос! Вы не забыли меня?

Дородная дама была так же рада видеть Карлоса, как и он ее. Она звучно чмокнула его в обе щеки, затем сделала шаг назад, окинула его с головы до ног оценивающим взглядом и воскликнула:

– Voila! Я так и знала, что ты станешь истинным красавцем! Ах, малыш, как приятно увидеть тебя снова! – Невозможно было сомневаться в искренности ее при­ветствия. Казалось, все ее огромное тело дрожало и сотряса­лось от радостного волнения, темные щелочки глаз так и свер­кали. – Вы все мои хорошие, добрые мальчики, – продол­жала она, – mes petit tils, как я вас называю. Какая еще женщина может похвастаться большей или лучшей семьей? Почему ты не предупредил меня заранее? – Maman повела их за собой в коридор, не переставая говорить. – Ты по­мнишь Лулу? Она вышла замуж, у нее двое прекрасных ре­бятишек. А Жак нисколько не изменился, по-прежнему ждет, когда же ему удастся разбогатеть, но пока у него ничего по­лучается. – Хозяйка пансиона весело рассмеялась. Марина подумала, что эта женщина похожа на мать, встретившую любимого сына после недолгой разлуки.

Карлос, казалось, забыл о присутствии Марины, но на­конец спохватился.

– Maman, – сказал он, – это Марина.

– Твоя жена? – осведомилась хозяйка квартиры.

– Нет, нет, – ответил Карлос. – Моя приятельница. Она мне очень помогла. Сейчас мы путешествуем вместе.

– Mais, oui, я понимаю, – сказала женщина, и Марина поняла, что француженке удалось передать в этих двух ко­ротких словах гораздо больше, чем требовалось.

Она подала руку, но Maman решила поступить иначе. Она притянула Марину к себе и поцеловала ее в щеку.

– Всем друзьям Карлоса, – весело произнесла она, – в этом доме всегда рады. Проходите в кухню, мои дорогие. С дороги вы, конечно же, проголодались. Сейчас постараюсь побыстрее приготовить что-нибудь вам поесть.

Марина немного замешкалась, но потом собралась с ду­хом и спросила:

– А можно мне будет принять ванну?

– Да, конечно, нет ничего проще! – откликнулась Maman, указав взглядом на высокую лестницу, ведущую из маленького, обшарпанного холла наверх. – Ванная комната вон там… – начала было она, но затем пожала плечами. – Покажи ей, Карлос, и включи колонку. Сам знаешь, какая она капризная, если с ней неправильно обращаться. Того гляди взорвется.

– Вы хотите сказать, Maman, что «Мул» по-прежнему работает? – спросил Карлос.

– И ничуть не изменился, по-прежнему брыкается. Так что поосторожней!

– Пойдем, – сказал Марине Карлос. – Я покажу тебе, как работает газовая колонка. Только хочу заранее предупре­дить – ты либо сваришься заживо, либо превратишься в со­сульку. У «Мула» никогда не бывает золотой середины.

– Через десять минут еда будет готова, – сообщила Maman и вразвалку зашагала на кухню. Карлос, захватив с собой косметичку Марины, повел свою спутницу вверх по ступенькам. Лестница была такой узкой, что подниматься по ней вдвоем, шагая рядом, оказалось практически невозможным. В Англии из кухни обязательно пахло бы сыростью и вареной капустой, здесь же, в Париже, даже из кухни столь непритязательного на вид дома доносился упоительный аро­мат, от которого у Марины тотчас разыгрался аппетит.

– У меня просто нет слов, чтобы передать, какая Maman изумительная женщина, – произнес Карлос своим низким, бархатистым голосом. – Она заботилась о проживавших у нее студентах, как о собственных детях. Думаю, мы для нее и были детьми. Собственные же дети были для нее сущим наказанием. Лулу всегда была потаскушкой. Теперь у нее двое детей – правда, не совсем понятно, кто же их отцы. А Жак – бессовестный проходимец, готовый вытянуть из матери все до последнего гроша ради своих сомнительных предприятий, а получив деньги, исчезнуть надолго и появиться лишь тогда, когда в кармане и в желудке станет пусто.