Воздушные замки - Джоанна Лэнгтон Страница 2

Она любила смотреть из окон дома на конюшню и на ручей, любила в одиночестве гулять по прекрасному парку, в котором никто ничего не сажал, а все росло как бы само по себе. Любила скрип дубовых дверей, предупреждавших всевозможными оттенками своих деревянных голосов о приходе разных людей. Безо всяких шуток! Дверь чуть ли не сама доброжелательно распахивалась перед одним человеком, в то время как перед другим никак не хотела открываться, – то на ней заклинивало замок, то она оседала и начинала жутко скрипеть. Мистика, да и только!

Во время штормов, приходящих с моря, дом казался крепко построенным кораблем, борющимся с яростными волнами. А в ясные зимние дни, в морозные вечера, когда в парке ухали филины и совы, дом представлялся девочке надежной крепостью.

Такие крепости любят рисовать иллюстраторы детских волшебных сказок, прежде всего добрых и мудрых. Эти крепости могут стоять века, и ничего им не делается, в них всегда безопасно и спокойно всем обитателям, всегда звучит детский смех.

Топились могучие печи, пылали камины, дым из высоких труб уходил в голубое небо. Надо сказать, что в жаркие летние дни в комнатах дома всегда было прохладно.

И сны в доме снились всегда хорошие, под тиканье старинных часов, расставленных и развешанных по всем комнатам. Харальд привозил такие часы из заброшенных деревень на далеком Севере, и с любовью возился с ними, восстанавливая механизмы.

Присцилла, – именно так и звали молодую женщину, задвинув потайной ящик стола, еще раз вздохнула. У нее не было подруг, не было друзей, она никогда не выбиралась с острова. Да и нужды особой для таких поездок у нее не было. А большая часть дня уходила на ведение хозяйства.

Она помогала своей тетке и не видела в этом ничего особенного. Большой дом, большие хлопоты. К Харальду наведывались компаньоны со свитами секретарей, приезжали юристы и технические консультанты.

Кому не было доступа в дом, так это репортерам. Жаль, было бы интересно поболтать с человеком из столицы, с представителем богемы. Ужасный Харальд распорядился поставить у причала пожарный водомет, приказал матросам топить катера с журналистами еще при заходе в гавань.

А когда репортеры оказывались слишком уж настойчивыми, Харальд поднимался на мостик морского буксира, и шел на таран. Дело кончалось позорным бегством репортеров…

Да и в почте, которая приходила на остров, никогда не было толстых глянцевых изданий со светскими сплетнями. Девушке приходилось тайком читать газеты и журналы, выписываемые и привозимые на остров прислугой. Вообще-то Харальд был прав, большим умом сотрудники этих изданий не отличались. Что-то из напечатанного на мелованных страницах казалось ей смешным, что-то просто нелепым, но чаще всего при чтении подобных виршей становилось стыдно за журналистов.

Присциллу тянуло к настоящей литературе. Она полюбила повести и рассказы Кнута Гамсуна, ее даже не раздражало то, что этого же автора очень ценил Харальд…

Приходили на остров также журналы мод, кажется, их присылали лично Присцилле кутюрье самых известных фирм, да что в них толку.

Портным на остров вход тоже был заказан. Все, что носила девушка, она сшила сама, с помощью тетки Гертруды. В принципе, просто замечательно, что об этом не ведают репортеры скандальных изданий… А сколько раз были исколоты иголками нежные подушечки ее пальцев!

Девушка улыбнулась. Улыбка у нее была чудесная, правильной формы ровные зубы сверкнули своей белизной, ямочки на щеках стали чуть выразительнее…

Замечательный день, подумала Присцилла. Вот бы оказаться сейчас там, где весело шумит городская толпа, играют оркестры, а уличные торговцы предлагают всевозможные пломбиры, крем-брюле и фруктовый лед. Выбор сортов мороженого в холодильниках на кухне был даже богаче, чем у торговцев в приморских городках, но… Скучно есть мороженое в одиночестве, зная, что никто тебе при этом не улыбнется…

Смешно сказать, Присцилле был запрещен выход на материк. А если она и выбиралась, то исключительно в сопровождении Гертруды и охранников. Наслаждаться же мороженым в компании бдительных и суровых телохранителей невесело, а тетка при этом еще двадцать раз вспомнит, что у племянницы на прошлой неделе болело горло.

«Милая Салли! Если бы ты знала, как мне необходимо разгадать одну тайну! Неужели есть на свете человек, который поймет меня, и объяснит, почему именно так сложилась моя жизнь. Бедная мама не нашла в себе смелости поделиться своей тайной ни со мной, ни с другими людьми, и передала мне только цвет своих глаз и волос, форму носа да страсть к удивительным домам, которые она проектировала.

Салли, как хорош дом, в котором я живу! Можно забыть все несчастья и беды, достаточно только прислониться к могучим стенам. Ты не поверишь, вид из окна библиотеки таков, что вызывает восторг и невероятный прилив энергии. Восприятие окружающего обостряется, и книги, которые ты читаешь здесь, запоминаются целыми страницами до последней буковки. Достаточно встать с книгой у окна и бросить взгляд на парк или на конюшню, правда! Лестницы устроены так, что в шагающего по их ступеням человека словно вливается радость, надолго даря хорошее расположение духа.

Вот такой дом придумала и построила наша мама. В моей спальне никогда не снятся плохие сны. В кабинете Харальда невозможно совершить ошибку в финансовых расчетах. На кухне не пригорает хлеб и всегда пахнет ванилью и свежей выпечкой, даже если там палят куропаток.

Все это замечательно, но меня продолжают мучить тяжелые мысли.

Салли, почему нашу семью оставил отец, почему бедная мама всю жизнь не имела собственного дома? И почему ты так далеко, что на мои письма к тебе никогда не приходят ответы?

Прощай, милая сестричка! Твоя навек, Присцилла».

Разноцветные фасады тесно прижавшихся друг к дружке пряничных домиков смотрелись в зеркальную заводь гавани. Вода отражала красную черепицу крутых крыш, зеленые, желтые, синие ставни на узких высоких окнах домов, старинные уличные фонари, а еще – огромную гору, нависшую над фьордом, и сизые облака, скрывавшие самую верхушку горы.

Вековые корабельные сосны, цепляющиеся за крутые склоны, казались тонкими спичками, куда тоньше мачт парусных судов, стоявших в гавани, и своим видом наводили на мысль, что все на белом свете относительно.

Гора была такой высокой, что надо было закидывать голову, чтобы рассматривать ее склоны. Любителей такого развлечения находилось достаточно, для них даже строили кафе на улочках городка.

В нескольких шагах от деревянного причала, пахнущего разогретой солнцем смолой, располагались столики небольшого уличного кафе. И две молодые девушки, потягивая из стеклянных стаканов морковный сок, лениво рассуждали о возможных женихах и при этом искоса поглядывали на высокого незнакомца, спешащего по причалу в сторону набережной.

– Лучше, если твой жених будет богаче и моложе, Карен, – сказала одна из девушек, вертя стакан в ладонях худых и длинных рук. – Старый и бедный, что может быть хуже для жизни?