Возвращение домой - Шэрон Кендрик Страница 2

— Я дам тебе время. Скажем, месяц — пока я не объявлю официально.

Шелли поднялась и разгладила складки кремового платья. На ее лице отразилось удивление.

— Ты намерен объявить о помолвке?

— Да. — Его лицо оставалось невозмутимым и серьезным. Давно она не видела его таким счастливым — несмотря на тяжелое бремя, лежавшее на его плечах. — Не терплю лжи.

Она кивнула.

— Мне это нравится. Я тоже не терплю.

— Шелли!

Его голос стал тише. Медовый и каменный. Мягкий и сильный. Прежде она не могла противостоять этому голосу, но тогда она была слабее.

— Да?

— Я буду скучать по тебе.

Она улыбнулась — не столько грустно, сколько задумчиво.

— И я буду скучать по тебе, — сказала она и направилась к двери.

Автомобиль подпрыгивал на дорожных ухабах, и Шелли приходилось вытягивать шею.

Дороги казались незнакомыми, хотя Шелли знала их как свои пять пальцев. Но после жизни в Италии странно было подъезжать к поселку, который она когда-то называла родным. Она не была здесь со дня похорон матери, почти два года назад.

Два года. За такое время многое переменилось. Ей это было известно, и она была готова к этому.

Дорожный указатель на Милмут был развернут вправо, но Шелли продолжала ехать прямо, туда, где сразу за богатой частью поселка стоял старый материнский дом. Один из нескольких бедных, простых домишек, жилищ низкооплачиваемых милмутских работяг.

Шелли притормозила. Лучше всего было бы в первую очередь заехать домой. Необходимо освежиться и впустить в дом, давно стоящий в запустении, свежий воздух. И тем не менее Шелли вдруг свернула вправо: ей захотелось взглянуть на маленький приморский городок, в котором прошло ее детство. Дом подождет, а Шелли ждать не может. Прошло слишком много времени, и ей очень нужно увидеть море, вдохнуть соленый ветерок, который неизменно помогает почувствовать себя действительно живой.

Золотые лучи солнца лились на зеленую траву и кроны деревьев, все это создавало ощущение покоя. Шелли миновала памятник ветеранам войны и остановила машину на пустовавшей автостоянке.

Она вышла из машины, заперла ее и вдруг подумала: кажется, невероятно давно Марко сообщил ей свою новость и перевернул всю ее безмятежную жизнь; а на самом деле случилось это всего два дня назад. Два дня переездов и перелетов, задержек и каких-то важных перемен в себе.

Шелли зашагала в сторону моря. Навстречу шел маленький мальчик с футбольным мячом под мышкой, сопровождаемый отцом. Большие глаза мальчика взглянули на нее с интересом, и она улыбнулась в ответ.

— Кто эта тетя? — услышала она детский голос, когда папа с мальчиком уже прошли мимо.

— Ш-ш-ш… Не знаю. Не надо так смотреть, Майкл. Это невежливо.

Неужели она так необычно выглядит? Возможно, ее льняной костюм и высокие кожаные сапоги уместнее смотрелись бы не в скромном провинциальном поселке, а где-нибудь в Милане — городе высокой моды.

Стоял замечательно прохладный осенний день, и ветер трепал коротко подстриженные волосы Шелли, когда она проходила мимо аккуратных домиков, ухоженных садов и откровенно-бесхитростных вывесок: «Вид на Море», «Вид на Остров», «Вид на Океан».

Вскоре ветер усилился, огромное небо по-прежнему сверкало над головой. Шелли сделала глубокий вдох, ступила на каменистый пляж и наконец-то по-настоящему увидела море.

На платиново-синих волнах плясали золотистые блики, а вдали лодка с багровым парусом колыхалась среди стальной водной глади — словно картинка из детской книжки. Прямо перед Шелли лежал, глубоко погрузившись в воду, остров Уайт [1], похожий на спящего кота. До него было четыре мили, но фокусы перспективы заставляли верить, что он гораздо ближе, поэтому в детстве Шелли часами просиживала на берегу и тщетно старалась добросить камни до острова.

Годы спустя на этом же берегу под луной проходили пикники, а еще позже при яростных порывах ветра Дрю в первый раз прижал ее к себе и поцеловал…

Лишь заунывные крики чаек вмешивались в монотонный плеск прибоя, а она долго-долго стояла у воды, пока ее внимание не привлекло какое-то движение. Она медленно повернула голову в сторону заката.

Там двигался черный силуэт человека, а у ног его резвилось бледное пятно — собака. Шелли рассеянно следила за ними.

Пес бежал в полосе тумана на береговой линии и лаял, поворачивая голову назад, чтобы привлечь к себе внимание хозяина. Но человек оставался безразличным, он брел с опущенной головой, погруженный в свои мысли.

Что-то в этой парочке было невыразимо странное. Когда они приблизились, Шелли нахмурилась. К ней приходило невозможное узнавание, и сердце все сильнее билось в груди по мере того, как подозрение превращалось в уверенность.

Дрю!

Он уже почти поравнялся с ней, и ошибиться было невозможно. Дрю все еще не замечал ее — в отличие от собаки, и Шелли приоткрыла рот, все еще не веря.

— Флетчер! — выдохнула она и тихонько свистнула, не успев остановить себя.

Собака насторожила уши и, со всем возможным рвением, понеслась к ней. Шелли взвизгнула, когда ком бледно-желтой шерсти едва не сбил ее с ног.

— Флетчер! — жалобно произнесла она.

И неожиданно села, больно ударившись о камни. У нее перехватило дыхание, когда шершавый язык пса скользнул по ее щеке.

— Дюк! К ноге! — раздалась резкая, яростная команда, и пес немедленно отскочил и завилял хвостом; человек тем временем приблизился. — Отойди от нее сейчас же, Дюк!

Собака, явно не привыкшая к подобному жесткому тону, заскулила и съежилась у волнореза.

Шелли моргнула от удивления, стараясь в то же время восстановить дыхание. Дюк? Она сидела на ветру в беспомощной позе, льняная юбка задралась высоко на бедрах, а на нее взирали два до крайности изумленных глаза.

— Шелли Тернер, — констатировал мужской голос.

— Она самая, — шепотом отозвалась Шелли, стараясь собраться с духом, так как не была готова к столь сладко-ядовитой интонации.

— И какая же злая колдунья вновь зашвырнула тебя в наш город, котенок?

Обращение «котенок» было для него обычным, но боли оно не уняло.

— Вовсе не колдунья. Я приехала на машине.

Она улыбнулась, как будто разговаривать с мужчинами, похожими на черных ангелов-мстителей, ей приходилось ежедневно.

— И что же ты теперь здесь делаешь?

— Что значит — теперь? Сижу на мокрой гальке и стужу мягкое место!