Дыши со мной - Джессика Парк Страница 2

Я выжила.

Смех, срывающийся с моих губ, ужасен. Резкий звук эхом разносится по пустой комнате. Я настоящий гребаный Гарри Поттер! Я взвизгиваю:

– Черт!

Сажусь и скидываю обувь. Телефон все еще в руке, и я тупо смотрю на него.

Я никогда не брошу брата.

По крайней мере, это должно оказаться в хорошем списке. Не думая о том, что говорить, я хватаю телефон и звоню брату.

– Господи, Блайт. Чего ты хочешь? – ворчит Джеймс.

– Извиняюсь. Я тебя разбудила, да?

– Да, разбудила. Сейчас три часа ночи.

– Разве это поздно? Ты ведь тоже в колледже учишься. Думала, ты только пришел домой. – Я жду, но он ничего не говорит. – Как учеба? Как нога? Держу пари, с каждым днем ты становишься только сильнее.

– Учеба нормально, и отвали с вопросами о ноге, ладно? При каждом разговоре задаешь их. Хватит. Лучше уже не будет, а это дерьмово. Прекрати спрашивать. – Мой брат зевает. – Серьезно, ложись спать. – Явное раздражение и отвращение в его голосе прожигают меня насквозь.

– Джеймс, пожалуйста. Прости. – Проклятье. Я не могу скрыть пьяные нотки в своем голосе. – Мы никогда не разговариваем. Я хочу слышать твой голос. Удостовериться, что у тебя все в порядке.

Он вздыхает.

– Да. Я в порядке, насколько это возможно. А вот ты, судя по голосу, настоящая катастрофа.

– Ха, как мило.

– Очень. – Джеймс замолкает. – Маме с папой это дерьмо не понравилось бы. Ты это знаешь. Можешь просто?… Давай в другой раз?

– Я так сожалею обо всем. Мне нужно, чтобы ты знал. Действительно знал об этом. У тебя все может наладиться. Я хочу…

– Не надо. Не сейчас. Не снова. Мы больше не будем начинать этот гребаный разговор.

– Ладно. – Я гляжу в темноту за окном. Сейчас предрассветные часы конца сентября, и я знаю, что грядет. Ничего хорошего. Одно и то же каждый год. – Конечно, Джеймс.

От нелепой попытки изобразить веселье и беззаботность мой голос прерывается.

– Поговорим потом. Береги себя, Джеймс.

Что ж, все прошло хорошо. Я и не ожидала лучше. Пьяные ночные звонки обречены на провал. Я в курсе, потому что уже делала так раньше. Трагедия в том, что после каждого звонка брату по пьяни я решаю, что следующий разговор пройдет более гладко. Но даже если позвонить днем в трезвом состоянии, лучше не выходит. Разговор получается натянутым и неловким.

Я тяжело вздыхаю и включаю приложение фонарика на телефоне. Мне оно нравится, можно выбрать не обычный белый свет, а любой, какой взбредет в голову. Я кладу телефон на постель, и он частично освещает комнату призрачным синим светом.

Когда я встаю и шаркаю к маленькой раковине, то чувствую, как подпитываемая алкоголем энергия окончательно покидает тело. После нескольких попыток мне, наконец, удается завязать длинные спутанные волосы в пучок на макушке. Несколько прядей выбиваются и свисают на лицо. Я не в силах смотреть на себя – на девушку, в которой осталось так мало надежды. Которая настолько непростительно слаба. Я стыжусь собственной неспособности сделать что-то лучше. Я клянусь хотя бы следующие сутки провести без выпивки.

Вода из-под крана ледяная. Проходит минута за минутой, пока я набираю в ладони воду и выливаю себе на лицо, и не прекращаю, пока не останавливается горячий поток слез.

Шесть часов утра в субботу – для меня не самое подходящее время для пробуждения. Я недовольно смотрю на часы. Что ж, ничего не поделаешь. Я не сплю. Мой выбор – либо встать и пережить этот день, либо остаться в постели и провести следующие несколько часов, погружаясь в неприятный и знакомый водоворот мыслей, паники, депрессии и апатии, преследовавшие меня последние четыре года. Лучше выбираться из постели. Я моргаю в темноте и поражаюсь, как устала и как мало во мне желания бороться.

Его отсутствие явно проявилось вчера, когда я встретилась с моим пятым, и предположительно последним, научным руководителем, какой-то женщиной по имени Трейси. Женщиной, которая, кажется, возомнила, будто способна с легкостью поправить мои дела в колледже. Она определенно не понимает, с кем имеет дело. Или, может быть, забыла учесть, что у меня есть только восемь месяцев, чтобы дотянуть до выпуска.

Я делаю глубокий вдох и шевелю пальцами ног. По крайней мере, у меня нет похмелья, потому что я осталась верна своей клятве и провела целые сутки без выпивки. Это приятные перемены. После отвратительного разговора по телефону с братом два дня назад меня мучило раскаяние о том, на что я способна, когда напиваюсь. Не говоря уже, как ужасно было встречаться с руководителем, страдая от самого жестокого похмелья. Уверена, я оставила целую лужу пропитанного алкоголем пота на офисном стуле.

Я включаю лампу возле постели и ногами откидываю простыни, снова радуясь, что у меня нет соседки, которая бы ворчала за столь ранний подъем. Мое тело освещается желтым светом, и я невольно вздрагиваю, когда сажусь и вижу свои ноги, покрытые синяками после падения во время той пьяной ночи. Как правило, я мало задумываюсь о своей внешности, но даже мне понятно, что ужасно выгляжу не только из-за синяков. Ноги и линия бикини остро нуждаются в бритве. Осмотрев себя, я признаю, что было бы неплохо иногда тренироваться. Выживание на скудной пище и слишком большом количестве пива и текилы не очень хорошо сказывается на фигуре. И неудивительно. Я свожу ноги и смотрю на бедра. Они одновременно костлявые и дряблые – суперпривлекательное сочетание.

Я рывком отдергиваю штору, закрывающую единственное окно, и морщусь от громкого скрежета по карнизу. На улице все еще темно, но сам акт открывания штор кажется нормальным. Именно так поступают люди, когда просыпаются. Это важное действие, и по каким-то причинам я решаю, что вся суббота должна стать днем важных поступков, если не связи с реальным миром. Я уже приняла лучшие решения за последнее время: рано вставать и не пить двадцать четыре часа.

Натянув джинсы, толстовку, закрутив волосы в узел и почистив зубы, я запихиваю несколько вещей в рюкзак и направляюсь в студенческую столовую. Если надеюсь сегодня сделать еще что-нибудь важное, мне понадобится кофе.

Обычно здесь полно студентов, но в этот час столовая пустует, за исключением сотрудника за прилавком – несчастной жертвы, совмещающей учебу с работой.

– Кофе? – спрашивает он.

Я киваю.

– Два, пожалуйста. Самых больших. Без молока.

Он заглядывает мне за спину.

– Да, оба для меня.

Я пальчиками отбиваю ритм по стойке, пока он наливает.

– Держи. – Он защелкивает крышку на каждом стаканчике и берет мой студенческий билет.

Я благодарю и оглядываю помещение. Обычно я сижу у стены возле запасного выхода, но раз тут сегодня так пустынно, то решаю усесться в центре и закидываю ноги на соседний стул. Первый большой глоток кофе такой крепкий и горький, что меня бросает в дрожь, но я знаю, что к четвертому глотку станет легче. «Прямо как с шотами!» – думаю я.