Дикая роза - Дженнифер Доннелли Страница 2

Макса изумило ее обширное и в то же время глубокое знание Гималаев. Столько, сколько сделала она для обследования участков горной цепи, нанесения их на карту и фотографирования, не сделал ни один европеец. На жизнь англичанка зарабатывала написанием статей по топографии гор, публикуемых Королевским географическим обществом Британии, а также выполняя роль проводника. Вскоре КГО должно было выпустить альбом ее гималайских фотографий. Часть их Макс уже видел. Снимки были на редкость выразительными. Ей, как никому другому, удалось запечатлеть суровое великолепие гор, их красоту и холодное безразличие. Сама она еще ни разу не выступала в Королевском географическом обществе, поскольку не хотела покидать любимые горы. Свои работы она посылала сэру Клементсу Маркему, президенту КГО.

Макса восхитили не только ее фотографии, но и точность составленных ею карт. Она была моложе его – всего двадцать девять лет, а уже успела столько сделать. От его похвал она отмахнулась, сказав, что надо бы сделать гораздо больше, но забираться слишком высоко она не может из-за ноги.

– Но тебе и для этих работ пришлось подниматься достаточно высоко, – сказал Макс.

– Не так уж высоко. И еще – избегать рискованных мест. Никаких ледников, скал и расщелин.

– Однако ты все равно рискуешь, – заметил ей Макс. – Как ты вообще поднимаешься в горы без… я хотел сказать, не имея двух полноценных ног.

– Я поднимаюсь туда не ногами, а сердцем, – ответила англичанка. – Ты так можешь?

Макс доказал ей, что тоже способен подниматься, испытывая любовь, уважение и даже благоговение перед горами. Тогда она согласилась сопровождать его в Лхасу. Они выехали из Катманду, погрузив на двух яков припасы, снаряжение и палатку. Их путь лежал через горные деревушки, долины и перевалы, известные только ей и горстке шерпов. Дорога была тяжелой, утомительной и невыразимо красивой. Пронизывающий холод не отступал даже днем, на ярком солнце. Ночью они спали рядом, накрывшись несколькими шкурами. На третью ночь пути Макс признался ей в любви. Она засмеялась, что заставило уязвленного Макса отвернуться. Признание было искренним, и отказ больно ударил его по самолюбию.

– Извини, – сказала она, касаясь его спины. – Извини. Не могу…

Он спросил, может, причина в том, что у нее кто-то есть. Она ответила «да», потом обняла Макса, подарив тепло, наслаждение, но не любовь. Первый раз в жизни его сердце было разбито.

Через три недели они достигли Ронгбука – тибетского селения, продуваемого всеми ветрами. Здесь она жила. Максу пришлось ждать, пока эта удивительная женщина, известная и обладавшая широкими знакомствами, употребит свое влияние и добудет у тибетских чиновников документы, позволяющие Максу въезд в Лхасу. Все это время Макс жил в ее каменном домике с белеными стенами. К домику примыкала другая постройка, где она держала яков.

В течение всего их путешествия она неутомимо делала снимки. Однажды Макс наблюдал за тем, как она пыталась подняться на ледник. Думая, что он ее не видит, она приблизилась к леднику с фотоаппаратом на спине. Даже на самодельном протезе она неплохо двигалась. И вдруг она остановилась и замерла на целых десять минут. Макс видел, как она борется с собой.

– Будь ты проклят! – вдруг закричала она. – Проклят! Проклят!

Макс боялся, что от ее крика может начаться снежная лавина. Кого же она проклинала? Гору? Себя? Тогда кого?

Наконец разрешение было получено. На следующий же день они покинули Ронгбук с палаткой и пятью яками. Вчера они достигли предместий Лхасы. Вчерашний день был последним днем, проведенным вместе, а минувшая ночь – последней ночью. Через несколько часов Макс один отправится в священный город. Он планировал провести там несколько месяцев, изучая Лхасу, фотографируя город и жителей, одновременно хлопоча об аудиенции у далай-ламы. Макс знал: его шансы невелики. Из европейцев далай-лама терпимо относился только к этой женщине. Когда они встречались, то вместе выпивали, пели тибетские песни и обменивались скабрезными историями. Однако на сей раз англичанка не собиралась в Лхасу. Ей хотелось вернуться в Ронгбук.

Суждено ли им увидеться снова? Макс подумал об этом, встав в сумерках холодного тибетского утра. Он быстро оделся, быстро собрал рюкзак, застегнул куртку и вышел из палатки. Четыре яка, предназначенных в подарок губернатору Лхасы, фыркали и били копытами. Из их ноздрей валил густой белый пар. А женщина словно исчезла.

Макс огляделся по сторонам и наконец заметил ее сидящей на большой выступающей скале. Ее силуэт выделялся на фоне серого светлеющего неба. Она сидела неподвижно, подтянув одно колено к груди и запрокинув голову к тускнеющим звездам. Максу пора было трогаться в путь. Облик этой удивительной женщины навсегда запечатлелся в его памяти.

– Намасте, Уилла Олден, – прошептал он, поднося сомкнутые ладони ко лбу. – Намасте.

– Тетя Эдди, остановись! Туда нельзя!

Шеймус Финнеган, лежащий на кровати голышом, открыл один глаз. Голос принадлежал его лучшему другу Альби Олдену.

– Что за черт? Почему нельзя?

– Потому что он спит! Нельзя врываться к спящему человеку. Это непорядочно!

– Не пори чепуху!

Второй голос был тоже знаком Шейми. Он сел и почти до подбородка натянул одеяло.

– Альби! Сделай что-нибудь! – закричал Шейми.

– Старик, я пытался. Теперь отдувайся сам! – прокричал в ответ Альби.

Еще через секунду дверь распахнулась. В комнату заглянула невысокая плотная женщина в твидовом костюме. Она шумно поздоровалась с Шейми. Это была Эдвина Хедли, тетя Альби. Шейми тоже звал ее тетей Эдди, поскольку знал с детства. Войдя в комнату, тетя Эдди присела на кровать и тут же вскочила, поскольку кровать странно пискнула. Вскоре из-под одеяла появилась взлохмаченная голова зевающей девицы.

– Дорогая, я искренне надеюсь, что вы приняли все меры предосторожности, – нахмурившись, сказала Эдди девице. – В противном случае в вашем животе заведется ребенок, отец которого в это время будет плыть к Северному полюсу.

– Я думала – к Южному, – зевая, ответила девица.

– Южный уже был, – пояснил Шейми.

– Он рассказал вам обо всех детях? – заговорщическим тоном спросила у девицы Эдди.

– Тетя Эдди, не надо… – попытался возразить Шейми.

– О детях? Каких детях? – поинтересовалась девица, с которой мгновенно сдуло сонливость.

– А вы не знали, что у него четверо детей? И все незаконные. Конечно, Шейми не вконец утратил порядочность. Он посылает их матерям деньги, но жениться ни на одной не собирается. Разумеется, репутация всех четверых разрушена. Кстати, все они уроженки Лондона. Трое, не выдержав позора, уехали в провинцию. Четвертая, бедняжка, – в Америку. Думаете, вся эта история с леди Кэролайн Уэйнрайт просто так закончилась скандалом?